Рейчел Каск - Контур

Она поскребла ложкой по дну банки с медом. Она понимает, сказала она, что этим недугом страдает вся культура, но он настолько глубоко проник в нее, что ей кажется, будто она сама может поместиться в короткую фразу, и она иногда задумывается, зачем жить изо дня в день, если весь смысл уже заключен в словах «жизнь Энн».

Я спросила, что за инцидент — как она его назвала — она упомянула ранее. Она достала ложку изо рта.

— Меня ограбили, — прогоготала она. — Полгода назад. Пытались убить.

Я сказала, что это ужасно.

— Люди всё время так говорят, — ответила она.

К этому моменту мед закончился, и теперь она слизывала его остатки с ложки. Я спросила, точно ли она не хочет перекусить, раз она явно голодна.

— Лучше не надо, — сказала она. — Как я сказала, если начну, не смогу остановиться.

Я предложила дать ей что-нибудь в ограниченном количестве, что-нибудь, что точно закончится.

— Может быть, — сказала она в сомнении. — Не знаю.

Я открыла розовую коробку, которую мне подарила Роза, стоявшую на кофейном столике между нами, и предложила ей оставшееся пирожное. Она взяла его.

— Спасибо, — сказала она.

Одно из последствий инцидента заключается в том, что она утратила способность нормально есть — что бы это ни значило. Видимо, прежде она умела это делать, раз умудрилась дожить до своих лет, особенно не задумываясь о еде, но она совершенно не помнила, как это было и что она ела все эти годы. Раньше она была замужем, сказала она; ее муж отлично готовил и отличался фанатичной любовью к порядку во всём, что касалось еды. В последний раз она видела его несколько месяцев назад; он пригласил ее на обед. Он выбрал модный ресторан — она в такие больше не ходит, во-первых, из соображений экономии, а во-вторых, она чувствует, что больше не имеет на это права. Она сидела и смотрела, как он заказывал, а потом медленно ел закуску, второе и десерт, каждое блюдо очень небольшое и по-своему совершенное — на первое были устрицы, а на десерт, если она правильно помнит, свежая клубника со сливками, — а затем в один глоток выпил чашечку эспрессо. Сама она заказала только салат. После, когда они расстались, она проходила мимо магазина пончиков, зашла в него и купила четыре пончика, которые проглотила один за другим, стоя на улице.

— Я никому об этом не рассказывала, — сказала она, поднесла к губам пирожное Розы и откусила от него.

Наблюдая, как он ест, продолжила она, она испытала два чувства, на первый взгляд противоречащих друг другу, — тоску и тошноту. Ее одновременно манило и отталкивало то, с чем у нее ассоциировалось это зрелище — зрелище того, как он ест. Первое было легко понять: это то, что греки описывают словом «nostos», а мы можем перевести как «homesickness», «тоска по дому», хотя ей никогда не нравилось это слово. Очень по-английски ставить в один ряд эмоциональное состояние и расстройство желудка [3] Sickness — вторая часть английского составного слова «homesickness» — имеет значение «недомогание, тошнота». . Но в тот день она поняла, что «homesickness» как раз идеально передает всю суть.

Ее бывший муж не очень-то поддержал ее после инцидента. Они тогда уже не были женаты, так что, наверное, ей и не следовало ничего ожидать, но тем не менее она удивилась. Когда это произошло, он был первым человеком, кому ей пришло в голову позвонить, — скорее всего, в силу привычки, но, если быть честной, она всё еще верила, что они связаны какой-то нерушимой связью. Однако во время разговора по телефону в тот день ей стало ясно, что он не разделяет ее чувств. Он был вежлив, отстранен и сдержан, тогда как она негодовала, рыдала и билась в истерике; «полные противоположности» — вот что подумалось ей в эти непростые минуты.

В итоге с инцидентом ей пришлось разбираться с помощью других людей, знакомых и незнакомых: полицейских, терапевтов и пары близких друзей. Но это было падение в хаос, водоворот бессмысленности, в котором без ее мужа будто не было центра притяжения, из-за чего всё утратило какой бы то ни было смысл. Полярная противоположность мужчины и женщины образовывала устойчивую структуру, модель: раньше она и не задумывалась о ее существовании, а теперь ей показалось, что именно крах этой структуры, этого равновесия стал причиной последующих трагических событий. Иными словами, уход одного мужчины непосредственно привел к нападению на нее другого; в ее восприятии совершенно смешались эти два факта: случившийся с ней инцидент и отсутствие мужа. Раньше, сказала она, окончание брака представлялось ей как медленное распутывание его узлов, как долгое и болезненное переосмысление, но в ее случае всё оказалось совсем не так. Он избавился от нее так ловко и мягко, что своим уходом чуть ли не вселил в нее надежду. Он в своем костюме высидел рядом с ней на диване у терапевта положенное число консультаций, аккуратно поглядывая на часы и периодически заверяя всех, что лишь хочет справедливости, но с тем же успехом он мог прислать вместо себя картонную фигуру, поскольку в мыслях явно был где-то далеко, там, где трава зеленее. Никакого переосмысления не произошло; они расстались практически без слов. Очень скоро он уже съехался с дочерью аристократа — графа какого-то там, — которая вынашивала их первого ребенка.