Рейчел Каск - Контур

— Спасибо, — ответил он.

В классе ничего не переменилось с тех пор, как я вышла, и только одна студентка, крупная одутловатая девушка в очках в толстой оправе, теперь ела огромную булку, источавшую сильнейший мясной запах. Она держала ее снизу за бумажный пакет и понемногу откусывала сверху, чтобы не сыпались крошки. Насколько эта девушка была мягкой и бесформенной, настолько худым, смуглым и невысоким был юноша, сидевший рядом с ней. Он коротко поднял руку и сразу опустил. По пути сюда, сказал он тихим, отчетливым голосом, — я посмотрела, его звали Арис, — по пути сюда он прошел мимо разлагающегося трупа собаки на обочине, гротескно раздувшегося и покрытого роем черных мух. Их жужжание он услышал еще издалека и заинтересовался, что это такое. Этот звук угрожающий, но в то же время, как ни странно, красивый, пока не увидишь его источник. Сам он не из Афин, продолжал он, но его брат живет тут и предложил поселиться у него на неделю. Квартира у брата крошечная; Арис спит на диване в комнате, совмещенной с кухней. Головой он почти упирается в холодильник с разнообразными магнитами на дверце, которые, за неимением выбора, постоянно рассматривает, в том числе пластиковый магнит в форме обнаженной женской груди, сделанный кое-как: правый сосок съехал набок, и Арис, лежа на диване, долгие часы думал об этом несовершенстве. Его брат стирает одежду в раковине на кухне и развешивает сушиться по комнате: он работает в офисе, и ему каждый день нужны чистые рубашки. На каждом стуле, на каждом шкафу и подоконнике лежат рубашки. Высыхая, они принимают форму той поверхности, на которой разложены. Всё это он заметил, лежа на диване.

Девушка по соседству доела свою булку и теперь аккуратно складывала бумажный пакет в квадратик, разглаживая пальцами сгибы. Заметив мой взгляд, она тут же с виноватым видом бросила бумажный квадратик на стол перед собой. Ее зовут Роза, сказала она, и она не уверена, что ее рассказ стоит внимания. Ей кажется, она не совсем поняла задание. В любом случае, ее история отличается от остальных и, наверное, к делу не относится, но больше ей ничего не приходит в голову. По дороге сюда она ничего не видела, разве что прошла мимо парка, где в детстве гуляла с бабушкой. Там была маленькая детская площадка, и бабушка качала ее на качелях. Сегодня утром, проходя мимо, она увидела площадку и вспомнила, как любила эти дневные прогулки с бабушкой. Она замолчала. Я поблагодарила ее, и она кротко посмотрела на меня сквозь очки в черной оправе.

Час был на исходе. Женщина, сидевшая напротив меня, — ее несколько удивленное лицо располагалось ровно под висевшими на стене часами, и в моем восприятии их очертания так слились, что я почти забыла о ее присутствии, — сказала, что с любопытством осознала, как мало замечает материальный мир вокруг себя. Ее разум к этому возрасту — ей сорок три — забит воспоминаниями, обязательствами, мечтами, знаниями и ежедневными хлопотами, не только ее собственными, но и чужими, скопившимися за годы разговоров, выслушиваний, сочувствия, беспокойства. Теперь она боится, как бы границы между этими многочисленными разновидностями душевного груза, их различия постепенно не стерлись совсем, не рассыпались, как бы она не перестала понимать, что случилось с ней, а что — с ее знакомыми, что реально, а что нет. Сегодня рано утром, например, ей позвонила сестра — они обе плохо спят, поэтому часто говорят ни свет ни заря — и рассказала, что прошлым вечером их с мужем позвала к себе домой на ужин ее подруга. Эта подруга только что расширила и заново отделала кухню: теперь ее главное украшение — гигантская стеклянная панель в потолке, благодаря которой помещение стало светлым и просторным, как собор.

— Моя сестра выразила подруге свое восхищение этим поразительным эффектом, — сказала она, — и та призналась, что подсмотрела идею у другой подруги, отремонтировавшей свою кухню несколько месяцев назад. Однако за это время случилась ужасная вещь. Как-то подруга подруги собрала у себя на ужин большую компанию. Незадолго до их прихода она заметила в стеклянном потолке небольшую трещину, как будто на него сверху упало что-то маленькое и острое. Ее это раздосадовало, поскольку панель стоила больших денег, а теперь, судя по всему, не было иного выхода, кроме как менять ее целиком, хотя повреждение было маленьким. Гости пришли, и вечером на Афины налетел ураган. Дождь хлестал как из ведра, они сидели и ели, восторгаясь звуковыми и визуальными эффектами льющейся на стекло воды, как вдруг с ужасным скрежетом и стоном панель обрушилась им на головы. Маленькая щербинка в стекле, видимо, настолько ослабила конструкцию, что напора дождя она не выдержала.