Анатолий Афанасьев - Искушение

Что сказать Анатолию Афанасьеву?

Прочесть ему мораль — что и делает критика?

…А может, лучше задуматься?..

«На зеркало неча пенять».

Зеркало — оно всегда честно…

А тут оно еще и талантливо: чисто и артистично.

ВЛ. ГУСЕВ

Сергею во сне померещилось, что ночь как бы истаяла, и новый день, пряный, расторопный, постучал в окно. А он все не мог проснуться, рукой не мог пошевелить. Пока он спал, оказывается, наступило лето, и юные яблони в палисаднике подросли, и дали плоды, и дотянулись ветками до его окна. Мама вошла к нему в комнату, нарядная, крутилась, что-то переставляла с места на место, подол ее пестрого платья надувался колоколом. Сергею показалось, это не мать вовсе, а незнакомая, желанная девушка, и сейчас с ним произойдет колдовство, какое бывает лишь в снах. Он ее окликнул, она ему что-то ответила, смеясь, чудное лицо ее вспыхивало и гасло. Потом все смазалось, расплылось, исчезло лето, окно, яблони, воздух насытился тревогой, мать склонилась над ним озабоченная, в сером балахоне. «Тебе не больно, сынок?» — спросила она.

Сделав усилие, Сергей очнулся, зажег ночник. Взглянул на часы, еще и трех не было, ночь глухая, час волка. Он уже несколько ночей подряд просыпался именно в это время. Странно. Встал, пошел на кухню, достал из холодильника бутылку молока и отпил прямо из горлышка. Возле двери в мамину комнату постоял, прислушался. Ни звука. Мать на ночь выпила таблетку седуксена, наверное, спит безмятежно.

Тот, из синего угла ринга, ошпарил его косым взглядом, ослепил на расстоянии. Башибузук из подмосковного города Мытищи, восходящая звезда полутяжа. Сергей знал про него мало, но достаточно, чтобы призадуматься. Степан Курдов обладал лошадиным прямым ударом и на дальней дистанции работал безупречно.

Час назад они поговорили немного в раздевалке.

— Раунд простоишь? — ухмыльнулся черноглазый Курдов, стыло щурясь. Сергей удивился выражению ненависти, бледно проступившей на его лице. Подумал: «Чего это с ним?»

— Попробую, — ответил как можно любезнее.

— Поберегись! — предупредил Курдов.

— Да уж чего там, — улыбнулся Сергей.

— Форсу в тебе много, вижу. Но до финала все одно тебе не дотянуть. Штаны порвешь.

— Ты так думаешь?

Тут за ним пришел тренер Кривенчук, прервал их затейливую беседу.

— Это единорог, — объяснил ему тренер, уведя с собой. — Я сам таким был в молодости. Ты его, Серега, изматывай, изматывай. По рогу его, по рогу! Они этого очень не любят. Я сам не любил в молодости.

— Он что — припадочный?

— Он не припадочный. Это прием. Он тебя хочет разозлить. Разозлишься — про защиту забудешь. Подставишься.

Сергей любил слушать поучительные речи своего тренера, в прошлом известного боксера. Особенно любил, когда тренер выражался научно. Это с ним обыкновенно случалось, когда он вспоминал о своей незаконченной диссертации. Точнее, неначатой. Лет семь назад Кривенчука сбили с толку доброжелатели, внушив ему мысль, что он должен написать диссертацию, дескать, при его таланте это в некотором роде нравственный долг перед обществом. Кривенчук, как все люди, падкий на лесть, в это поверил, и с тех пор лучшей его похвалой ученику было обещание: «Я тебя, милый мой, введу в главу диссертации!»

В первом раунде Курдов вроде случайно заехал Сергею по затылку открытой перчаткой. В клинче прошипел в ухо: «Погоди, гад!» Ненависть, которую он излучал, можно было потрогать. Она была вязкого чернильного цвета. Сергей не испытывал обычного опьянения боем. Ему стало скучно. «Животное, — подумал он презрительно. — Просто животное». Отдыхая, пожаловался Кривенчуку:

— Чего он добивается?

Тренер взглянул подозрительно:

— Держись, Сережа, не обращай внимания. Прошу тебя, держись!

То, чего опасался Кривенчук, случилось в середине второго раунда, после того, как мытищинский головорез обозвал Сергея подонком. Мутная волна хлынула Сергею в голову. Сон слетел с души. Он прозрел и увидел перед собой коварного врага. Точно железная пружина в нем распрямилась. Из груди вырвался хриплый скользкий смешок. Звериная ловкость появилась в руках. Курдов уклонялся и не падал. Зал взревел. Сергей ничего не слышал. Он сослепу натыкался на встречные несильные толчки. Тугой звон в ушах поднялся до неба. Судья остановил бой и велел противникам разойтись по углам. Сергей сказал тренеру: