Анатолий Афанасьев - Искушение

Надя опять промолчала, но в гулкой тишине телефонной трубки он различил невнятный шорох, ее глубокое дыхание.

— Я люблю тебя, Надя Кораблева. И должен знать, можешь ли ты когда-нибудь полюбить меня.

— Да! — ответила трубка. — Да! Дурак проклятый! Рохля! Подумай, что происходит. У тебя забирают Алешу, смешивают тебя с грязью, а ты о чем говоришь. Разве сейчас это важно?

— Важнее всего, — улыбнулся он ей. — Если бы ты знала, как важно… И ты будешь когда-нибудь моей женой?

— Замолчи! Ничего не скажу!

— Не сейчас! — шипел он некрасивым гусиным звуком. — Когда-нибудь. Мне необходимо знать, Надя! Это важнее всего…

Она послушала, послушала его шипенье и в страхе опустила трубку на рычаг.

А в этот самый час в квартире Кораблевых изливала душу Клара, бывшая жена Федора. Анастасия Ивановна внимала ей, онемев, Павел Павлович, вызванный домой срочным порядком, нервно постукивал костяшками пальцев по полировке стола. Клара, простоволосая, без косметики, со следами слез на щеках, уныло излагала свою печальную повесть.

— Это ужасный человек, коварный, опытный. Я бы не пришла к вам, если бы не считала своим долгом предупредить. Я была в институте и разговаривала с вашей девочкой, но она, по-видимому, уже увязла в его сетях. Ее надо спасать!.. Федор — страшный человек, он не останавливается ни перед чем, использует любые средства для достижения своих мерзких целей. А цель у него одна-единственная, вы взрослые люди, родители, я могу быть откровенной, его цель — удовлетворение своей необузданной чувственности. Больше ничего…

Анастасия Ивановна издала звук, отдаленно напоминавший щелканье дятла, а Павел Павлович подумал: «Пожалуй, преувеличивает» — и изобразил на лице сочувственную гримасу.

— Первый год, когда мы с ним жили, я ни о чем таком не подозревала, была наивной девочкой вроде вашей Наденьки. Федор умеет располагать к себе, вызвать жалость, сострадание… Вам надо бы встретиться с его друзьями, которые им обмануты, введены в заблуждение маской страдальца. Многие из них дорого поплатились за дружбу с ним: он обчистил их, а потом при случае предал одного за другим… Так вот, сразу после свадьбы он часто не ночевал дома, а когда являлся утром, от него пахло спиртным. Объяснял свои отлучки какой-то таинственной сверхурочной работой. Я верила. И как было не верить, если я любила его и носила под сердцем его ребенка. Я верила каждому его слову, каждому объяснению, только удивлялась, куда он тратит деньги — мне он выдавал очень мало, рублей сорок в месяц. Помогали родители, я продала все свои ценные вещи. Была как слепая, как одурманенная… После рождения Алеши он совсем осатанел, не бывал дома неделями — ему, видите ли, действовал на нервы детский плач, — а если и появлялся, то не один, а с собутыльниками. Пьянки, ругань, угрозы — я думала, сойду с ума. В ту пору я уже все поняла, но куда было деваться с малышом.

— А к родителям, — подсказал Павел Павлович.

Клара улыбнулась ему сквозь слезы:

— Легко сказать, к родителям. Они были против моего замужества… и надо их знать. Нет, это был не выход: Тем более что и квартирные условия у них… Я продолжала бороться, старалась помочь ему избавиться от пагубных привычек. Иногда случались периоды затишья, когда Федор бросал пить и проводил вечера дома. Обычно это объяснялось отсутствием у него денег. На мне он срывал зло, да что там теперь скрывать — от угроз он нередко переходил к делу. У меня вся грудь и спина были в страшных кровоподтеках… Я и это терпела ради ребенка, ради слабой надежды сохранить семью.

Анастасия Ивановна снова защелкала дятлом. Клара поблагодарила ее кивком и сделала движение, словно хочет броситься к ней в объятья.

— Тяжело, жутко вспоминать, поверьте!.. Однажды все-таки наступил конец всему. Как-то после очередной отлучки Федор вернулся не один, привел с собой женщину. Господи, какой это был вечер! Оба они пришли пьяные, женщина ругалась матом и все норовила схватить Алешу на руки. При этом она так гадко цыкала зубами и сплевывала на пол желтую слюну. Федор объявил, еле ворочая языком, что это его лучший друг — как-то назвал ее по имени — и она будет теперь всегда с нами. Я одела Алешу и ушла ночевать к подруге. Через неделю Федор пришел за мной, трезвый, мы с ним долго разговаривали и решили разойтись. Он меня не удерживал.

— И что было дальше? — поинтересовался Павел Павлович, на которого мрачная история, казалось, не произвела никакого впечатления.