Анатолий Афанасьев - Искушение

— Вы м е н я ждете?

Женщина вскинула бровь, внимательно оглядела ее с ног до головы, как портной снимает мерку, и, видно, осталась довольна. Весело, задорно улыбнулась.

— Ты — Надя Кораблева?

— Да.

— Садись, потолкуем.

— У меня лекция через пять минут, — Надя опустилась на край скамейки, — слушаю вас.

— Тебе, девочка, с грубости начинать бы не надо. Я злая и очень обидчивая. Ты ведь догадалась, кто я?

— Да. Вы бывшая жена Федора Пугачева.

— Бывшая? Милый ребенок, что ты в этом можешь смыслить. Думаешь, если залезла к мужику под одеяло, то уж и стала нынешней. Нет, детка. Кто бывшая, а кто теперешняя — большой вопрос, всегда открытый.

— Я такой вас и представляла, — сказала Надя.

Клара изящно стряхнула пепел за спинку скамейки, по-прежнему хорошо, задорно улыбнулась.

— Я всякой могу быть… Иногда графиней, иногда прачкой — как понравится. Хочешь, и тебя научу?

— У меня через три минуты лекция, — повторила Надя. — Вы все мне сказали?

Клара уже нагляделась на девушку всласть и отвернулась, заскучала. Эта ей не опасна — горделива, избалованна, глупа, стручок зеленый — не женщина. Чем-то похожа на нее саму, давнишнюю. Конечно, молода и в джинсах. Ноги, грудь, глаза — все на месте. Только этого мало, чтобы соперничать с ней, Кларой.

Спросила без особого любопытства:

— Зачем он тебе, детка, не пойму? Ведь любить его ты не можешь, я вижу, какая ты. Он никаким боком тебе не подходит — старый, нудный, с сыном вдобавок. Нытик и слюнтяй, я его хорошо знаю. Зачем он тебе? Вон у вас тут какие мальчики, аж я, грешница, глаз положила. И их полным-полно. Выбирай любого. Ну ответь!

— Может, он мне и ни к чему, — задумчиво ответила Надя Кораблева, — но я спасу его от вас. Его и Алешу.

— Что? Алешу?

— Вы кажетесь себе умной и проницательной, а мне вы противны. Хотите, я подарю вам на память один рисунок из учебника? Сейчас я схожу и принесу, хотите? Даже на лекцию опоздаю.

— Какой рисунок?

— Чудовище, пожирающее своих детей.

Оскорбление достигло цели, Клара подняла руку, но Надя не отшатнулась, не шевельнулась, бровью не повела. Клара сообразила, что, если она ударит, эта шальная девчонка вцепится ей в волосы — и они обе покатятся в липкую весеннюю жижу. И она выкрикнула совсем не то, что хотела:

— Как ты смеешь меня судить?! Ты — юная дрянь! Разве ты меня знаешь?

— Конечно, знаю, — сказала Надя тихо, — что ж тут не знать. Вы типичная женщина, которая только и смотрит, где и кого укусить.

Клара дрожащей рукой вытянула из пачки новую сигарету, затянулась глубоко.

— Послушай, пигалица. Сейчас ты уйдешь на лекцию, а я тем временем отправлюсь к вам в деканат. Через день весь факультет будет показывать на тебя пальцами и хохотать. А еще через месяц тебя с треском вышвырнут отсюда, как грязную потаскуху, которая спуталась с чужим мужиком и увела от матери ребенка. Я это сделаю, поверь мне.

— Сделайте! — брезгливо усмехнулась Надя. — А я пойду на лекцию… Деканат на втором этаже. Извините!

Она удалялась, стройная, неуязвимая, в суперджинсах. Клара ей позавидовала, но не остро, слегка. Молодой отваге позавидовала: «Посмотрим, — сказала она ей вдогонку, — посмотрим, как ты через несколько дней засвистишь, какую мелодию». Она ощутила прилив энергии, жар, готовность действовать тонко, умно, нагло. Еще минут пять она курила и наслаждалась предстоящим спектаклем, забавным развлечением…

Через два дня Федор Анатольевич по телефону сообщил Наде, что его бывшая жена написала заявление к нему на работу, в партком; в письме одни гадости. Голос Пугачева был на удивление бодр и даже торжествен, словно он находился по ту сторону добра и зла и созерцал уже оттуда превратности судьбы.

Надя, у которой накануне было сложное объяснение с сотрудниками деканата, заподозрила истерику.

— Федор, как ты себя чувствуешь?

— Превосходно. Я даже не предполагал… Знаешь, я все ожидал, самое плохое, а когда это случилось, мне стало как-то легче.

— Что с Алешей?

— Порядок. По-моему, она ему не нравится. Да если бы ты ее увидела — мегера.

— Не говори так, Федор. Ты же ее любил.

— Когда это было. Она сильно изменилась. Черт ее водит за руку.

— Ты не поддавайся, Федор Анатольевич, не поддавайся. Все это, в сущности, ерунда.

Он подумал, кашлянул, спросил глухо, как через воду:

— Ты не могла бы сказать, что с нами будет дальше?

Надя поняла, о чем он спросил, и не ответила.

— Я бы так не спешил, — оказал Федор, — если бы не обстоятельства. Мне можно надеяться?