Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

Он молча смотрит на нее и ждет, пока она кивнет.

Тогда он делает шаг ей навстречу и снова берет ее за руку.

– А вот Библию можешь почитать. Я уверен, с хозяйством ты справишься сама.

Она думает о бесконечном вязании, подметании, готовке и штопке. Думает о саге, которую начала писать целую вечность назад в Скаульхольте. Но сейчас в голове у нее такой сумбур, что о сочинительстве и помышлять нечего. Весь мир сжался до крохотных размеров ее тела, до груди, поднимающейся и опускающейся в такт дыханию, до биения сердца.

– Уединенная жизнь должна укрепить тебя в вере. Время, проведенное с Богом, – это дар. Ты должна быть благодарна. – Он не говорит, а отдает приказ, как и полагается bóndi .

Она хочет напомнить ему, что, согласно Библии, не хорошо быть человеку одному [15] Быт. 2:18. , но перечить Йоуну, как она уже успела понять, – все равно что кричать в метель.

По воскресным дням Роуса выходит на холм и наблюдает за тем, как молятся и слушают проповедь жители Стиккисхоульмюра. Отзвуки их голосов прокатываются над ней. Она все равно что трава под ногами – никто не обращает на нее внимания. Сельчане делают вид, что не замечают ее; взгляды их устремлены на Эйидля и на Йоуна, который сменяет его на кафедре.

Роуса вспоминает, как в день ее приезда Эйидль назвал Йоуна дьяволом и заявил, что люди его не любят. Потом она даже подумывала навестить старика и расспросить подробнее, но есть в его взгляде что-то поистине хищное.

Эйидль бесстрастно произносит внушающую ужас проповедь о разверстой пасти Ада, которую узрят грешные души на вершине Геклы. Потом начинает говорить Йоун, и, пока он ведет речь о мирских заботах – какого урожая ждать в этом году и где лучше рыбачить, – Эйидль отходит подальше. Он худощав, а взгляд у него изголодавшийся, как у стервятника. За спиной у него, скрестив громадные ручищи на бочкообразной груди, маячит Олав. Оба они хмуро следят за тем, как Йоун произносит последнюю на сегодня молитву о богатом урожае и сухой погоде, а все остальные вторят ему.

Когда служба подходит к концу, Роуса заставляет себя подойти к ним и набирает в грудь воздуха, чтобы заговорить, но не может подобрать слов. Оба мужчины холодно смотрят на нее.

– А ты все такая же исхудавшая, дитя мое, – говорит Эйидль и улыбается. – И вид у тебя несчастный.

Она открывает было рот, но тут на ее плечо ложится сильная рука, и Йоун оказывается подле нее.

– Идем, Роуса. – Лицо его сурово. – Ты устала. Тебе нужен отдых. – Он обхватывает ее за плечи и притягивает к себе. Это похоже на объятие, но он увлекает ее за собой, словно горный обвал.

Сперва Роуса сопротивляется, но наконец позволяет себя увести. Поворачиваясь к Эйидлю спиной, она успевает заметить на его лице ухмылку, похожую на трещину во льду.

Когда они возвращаются в дом, Йоун берет ее за руку и подводит к постели.

– Ляг, отдохни. И не ходи на службы, если они тебя утомляют.

– Вовсе нет. – Роуса приподнимается, но он надавливает ей на плечо и заставляет лечь обратно.

– Что ж, – говорит он, – раз уж тебе так хочется посещать службы, стоять будешь рядом со мной. Хорошему мужу положено заботиться о своей жене. Не хочу, чтобы Эйидль огорчал тебя.

– Я…

– Отдыхай, Роуса, отдыхай. Закрывай глаза. – Он ждет, и она послушно делает то, что он велит. – Ты знаешь, Роуса, что тебе очень повезло жить в довольстве. Так ведь?

И он крепче стискивает ее руку. Она сжимает зубы и кивает.

– Вот и славно, – говорит он. – Напиши своей маме и расскажи, как хорошо тебе здесь живется и как ты счастлива со мной. Она будет рада узнать об этом.

У Роусы внутри все так и скручивает, она открывает глаза. Йоун улыбается и продолжает шелковым голосом:

– Ты ведь хочешь порадовать маму?

Роуса сглатывает: пересохло во рту. Йоун сжимает ее ладонь еще крепче, так сильно, что похрустывают кости. Она шепчет:

– Я… я напишу.

– Хорошо. – Йоун улыбается, и лицо у него светлеет. – Потом отдашь письмо мне, и я отправлю его с проезжим купцом.

Он выпускает руку Роусы, треплет ее по щеке, потом разворачивается и, широко шагая, выходит вон. Как только он скрывается из виду, Роуса вытягивает руку перед собой. Рука бледна и бескровна – ни дать ни взять чье-то обмякшее, бездыханное тельце.

На десятый день после отъезда Пьетюра Йоун уходит в море на рассвете, а Роуса, проснувшись, понимает, что больше не может оставаться в этом доме одна.

Она снова отправится в селение и навестит Катрин.