Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

Женщины задумчиво умолкают, и в комнате становится тихо.

Наконец Катрин говорит:

– Снег в этом году выпадет рано.

– Вздор какой! – восклицает Гвюдрун. – Погоды стоят мягкие. Погляди на море – оно не потемнело.

– Да ты дальше собственного носа ничего не видишь, – огрызается Катрин.

– Нахальная девчонка! Я непогоду завсегда заранее чую, а в этом году – ничегошеньки.

– Твои глаза и уши никуда не годятся. Откуда нам знать, что и нос тебя не подводит?

Роуса ждет, что Гвюдрун обидится, однако обе женщины улыбаются. Наверное, они частенько подтрунивают друг над дружкой.

– Я свяжу тебе платок, чтобы ты не мерзла зимой, Гвюдрун, если твой всезнающий нос все-таки врет, – говорит Катрин.

– Не утруждайся, – фыркает Гвюдрун. – Я, наверное, еще до весны с голоду помру. – Она поворачивается к Роусе, моргая белесыми глазами. – Кабы только Йоун не пожалел для старухи еще мяса…

– Ну, значит, саван тебе свяжу, – ухмыляется Катрин. – И тогда ты перестанешь досаждать Роусе тем, что ее не касается.

– Сердца у тебя нет! – брызгая слюной, возмущается Гвюдрун. – Роуса вполне может дать мне мяса, ежели захочет. Анна вот частенько давала.

– Один-единственный раз! – встревает Клара. – Она дала тебе мяса один раз, уже под конец, и то наверняка сперва его прокляла.

Катрин застывает и бросает на Клару поистине свирепый взгляд. Та отворачивается, сердито отчитывает своего ребенка и отнимает у него куриную косточку, которую он пытался запихнуть себе в ухо. Ребенок ударяется в слезы, и Катрин, помогая успокоить его, что-то шипит Кларе на ухо. Это ее, по-видимому, урезонивает.

И тут, заглушая детский крик, подает голос Аудур:

– Надеюсь, ты довольна замужеством, Роуса. – Она едва заметно улыбается.

Роуса склоняет голову.

– Я довольна.

– Почему она еле шепчет? – ворчит Гвюдрун.

В тоне Аудур проскальзывает насмешка.

– Она такая тихая, потому что собиралась с пабби своим при церкви остаться.

– Я всегда любила читать в одиночестве, – лепечет Роуса.

Аудур тоненько и зло хихикает.

– Вот и наслаждайся одиночеством теперь.

– Аудур! – сурово одергивает ее Катрин.

Роуса вздергивает подбородок.

– Я знаю, мне повезло, что я умею читать. – И добавляет, не в силах удержаться: – Большинство женщин не знают грамоты.

Аудур пунцовеет.

– А детей ты хочешь? С ними тишины не жди. – И она кивает на дерущуюся у огня парочку: оба с покрасневшими от крика лицами вырывают друг у друга куриную кость.

– Господь дарит детей, когда на то будет Его воля, – отвечает Роуса, стискивая клубок шерсти. В Скаульхольте никто бы не осмелился задавать такие вопросы жене bóndi . Ее охватывает гнев. – Ты бы и сама знала это, если бы прочла Библию.

На бледных щеках Аудур от злости выступают красные пятна.

– Анна тоже мечтала о детях. Два года – и ничего. Оно и немудрено, что она начала…

– Аудур! Уймись! – перебивает ее Катрин.

Роуса прикусывает губу и поднимается, собираясь уйти, но Катрин усаживает ее обратно на скамью.

– Кажется, в моем доме стало тесновато. Ноура, Клара, детям стоит играть на улице, подальше от огня. – Она поворачивается к Аудур. – Гвюдрун пора в отхожее место. Аудур ее отведет.

Аудур морщится, но провожает Гвюдрун к выходу.

Как только они скрываются за дверью, Катрин ласково улыбается Роусе.

– Аудур остра на язык. Я выбраню ее за грубость, но тебе не стоит принимать все это близко к сердцу.

Роуса часто моргает и, боясь, что голос будет дрожать, выжидает немного, прежде чем заговорить.

– Но чем я ее оскорбила? И как она смеет задавать такие вопросы?

– Все знают, что Аудур хотела заполучить богатства Йоуна. – Катрин ухмыляется. – Только вот он, сдается мне, не захотел, чтобы от ее язвительных словечек все молоко у него в доме превратилось в skyr .

Роуса слабо улыбается.

– Спасибо.

Катрин протягивает ей тарелку.

– Поешь. Если ты от голода в обморок свалишься, мне придется объясняться перед Йоуном.

– Йоун так мало рассказывает мне о вас. Только велит держаться от всех подальше.

– Ему трудно доверять людям, – осторожно отвечает Катрин. – Те, кто видел тьму, всегда носят ее в себе. И Пьетюр такой же.

– Да, я знаю, что Эйидль… Но я не могу представить их…

– Пабби и сыном? – Катрин насмешливо фыркает. – Да никто из нас не мог. Эйидль был уверен, что делает все ему во благо, но любовь бывает удушающей. Пьетюр сперва навлек на Эйидля позор, а потом стал его чураться. Теперь между ними черная кошка пробежала.