Свободный, бодро шёл по набережной канала. Поглядывал на встречных людей и вспыхивающее на воде солнце.
Снизу приближался прогулочный катер. Тоже тащил с собой солнце.
На верхней палубе сидели безвольные туристы в шляпках. Экскурсовод активно махала им руками. Как хормейстер, пытающийся оживить хор. Чтобы запели наконец. Но хор молчал. Так и плыл мимо. Уставший, пресытившийся, безвольный. Яшумов не удержался, помахал: привет, объевшиеся зрелищ! Туристы, как один, повернули головы, а хормейстершу парализовало. Так с забытой простёртой рукой и проплыла мимо.
Выдвинулся к перекрёстку Дом Зингера с куполом, на макушке которого сильные три валькирии неутомимо удерживали блескучий земной шар из стекла.
Прежде чем открыть входную дверь, причесал растрёпанные волосы. Одной рукой. Подул на расчёску, вложил в нагрудный карман рубахи с коротким рукавом. Поправил книги под мышкой. Вошёл.
Как всегда встретила помощница Ани, Мария. Но лицо её было почему-то серьёзным, озабоченным:
— Сегодня Анны Ильиничны не будет, Глеб Владимирович. Вы, наверное, знаете, пять лет назад у неё погиб муж. Сегодня как раз эта скорбная дата. Анна Ильинична сейчас дома. С детьми, с внуками.
Яшумов оставил книги и пошёл на выход. Точно, сегодня. Ровно пять лет назад. Забыл! Преступно забыл!
Минут через сорок был на Петроградской стороне, в Колиной квартире на пятом этаже.
Сидел за столом среди Колиного семейства. Соответствуя ритуалу, два сына Коли хмурились перед налитыми рюмками. Их жёны изредка вставали и скользили. С тарелками, с едой. Три внука и внучка уже баловались за столом. Стукали друг дружку. Смеялись. Вдова с чёрной повязкой на голове унимала их, тоже смеялась.
— Глебушка, поешь моего холодца. Помнишь, Коля любил его. Тарелками ел.
Пробыл среди скорбящего и балующегося семейства несколько часов.
— Спасибо, что пришёл, Глебушка, — обняла на прощанье Аня. — Что не забыл.
Глебушка гладил плечи женщины. Глебушке было тоскливо, стыдно. Если бы не пошёл с книгами, если бы не Мария — не обнимал бы сейчас вдову бедного Коли, не утешал.
Поздно вечером опять стоял у канала, смотрел на просвеченную дрожащую на воде луну.
Снизу на арендованном судне приближалась свадьба. Вся в гирляндах огней. Шумная, многолюдная. На верхней палубе гремела музыка. Невеста в длинном пышном подвенечном платье, в точности как в рекламе Вольтарена, замедленно сгибалась в твисте, вяло двигала руками. Однако жених и не думал хвататься за поясницу, жених ложился перед ней почти на пол, дрыгал ногами и точно наизнанку выворачивался. Все хлопали вокруг, вдохновляли.
— Где книги? — спросили дома.
Артур ничего не ответил. Молча ушёл в ванную. Оставил жену и тёщу с круглыми дуплами. С одинаковыми.
После извлечения спирали мать повезла дочь домой, в Колпино. Точно после сложнейшей операции. После которой требовалась длительная реабилитация. Сказать по-русски, одыбаться надо доче, одыбаться.
— Ничего, доча, ничего, твой козёл перебьется без жены. А ты отдохнёшь в родном дому.
Но в «родном дому» ждало неожиданное — Фёдор Иванович сидел на стуле с вытянутыми, короткими руками. Практически висел. Даже не принял из рук жены и дочери привезённые продукты.
— Нати вам из-под кровати! — воскликнула Анна Ивановна. — Полюбуйтесь на него! Руки прижал. Космонавт висит. Космонавт с похмелья. Оставила одного только на сутки.
Обе смотрели. Не поддавался старый дурак в Колпино дрессировке. Так же, как и молодой в Питере. Как ни старайся, ни учи их, ни направляй.
— Ты где деньги взял? — уже наседала Анна Ивановна. — Опять у Колупаевых занял? Так я зенки-то Глашке повыцарапаю. Так и передай ей. И тебе, и тебе, старому дураку! — мазнула виноватого по макушке.
Фёдор Иванович терпел. Висел, не шевелился. Всё так же с куцыми руками на туловище. Беззащитный, покорный.
Дочь пожалела отца, втихаря сунула двухсотку. На пиво. Космонавт тут же из кухни исчез. Жена сделала вид, что ничего не заметила. Выкладывала продукты.
Обедали. Потом женщины пили чай, а мужчина, совсем осмелев, глотал пиво. Бутылочное.
— Курей кормил? — спросила жена.
— Кормил, — ответил муж и отсосал из бутылки.
— Индюшек, индюшат?
— Угу, — отклячил губу муж на манер фаготиста.
— А борова? А Гришку?.. Забыл! Точно забыл!
Муж побледнел. Сунул бутылку в карман и побежал во двор.
При приближении хозяина к деревянному хлевушку Гришка начал внутри бить чечётку. Копытцами. Хозяин бегал возле хлевушка, готовил бурду. И Гришка каждый раз колотил. Сопровождал его как бы барабаном.
Читать дальше