Владимир Шапко - Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

— Да идёшь ты или нет, в конце-то концов! Мне что, второй раз разогревать?

— Иду, мама, иду.

На сегодня — точка.

Ел вчерашнее, оставшееся от дня рождения. Попил чаю. Под поощряющим взглядом матери набрал номер Лиды:

— Доброе утро, мои хорошие. Ну как вы, готовы? Тогда жду вас на входе на Кировской.

В парке на Крестовском Лидия Петровна Зиновьева смотрела на две улыбающиеся ей рожицы, взрослую и детскую, плавающие по кругу с люлькой аттракциона. Рациональная Лидия Петровна думала: как быть дальше? Слишком далеко всё заходит.

Счастливые круглые рожицы выплывали к ней с улыбками до ушей. Рожицы инопланетные. На тонких шейках.

Шли к другому аттракциону. Плоткин отставал, давился табаком. Стремился нарвать в себя побольше. Побольше затяжек.

Так как быть с кучерявым мужчиной? — шла с дымом и всё думала красивая, но рациональная женщина.

Увидела подсунутое под нос мороженое. Пломбир. И двое инопланетных опять улыбаются. Мол, как тебе такой сюрприз?

Так как же быть? Шла, безотчётно ела. Пломбир падал на землю. Как пена у лошади. Мужчина и мальчишка сразу останавливали и вытирали платками. С двух сторон. Не забывали потом и сами слизывать. С пломбиров своих. Опрятных.

Под шатром тряслись на двух лошадках рядом как ненормальные. Но поворачивали головы, не забывая улыбаться.

Так что же делать?..

…После дня рождения не могла забыть мальчишку. Маленького Ярика. Его тепло. Его беззащитную коротко стриженую головку, когда рассматривали альбом. А идиоты за столом всё спорили, всё размахивали руками. Или смеялись дурацким шуткам именинника.

Когда прощались возле канала, успела даже шепнуть Ярику свой адрес. Пригласила в гости. Мол, я тут рядом. Себя не узнавала. И Ярик обещал: «Приду, тётя Жанна. Обязательно приду!» Да-а. Комок сразу к горлу подступил. Не проглотить. А дундук рядом сидит как ни в чем не бывало, творог себе ест. Сможет сделать ребёнка? Или нет? Никогда не говорил, что пора бы завести ребёночка. Своего, родимого. Первый муж — ни рыба ни мясо. Одно слово — агент по страхованию. Деточкин из кино. Фамилию только и оставила. Зато Валька-афганец заделал моментально. Через месяц, как сошлись, начало рвать. Но поймала гада на измене, прямо в доме, в спальне. И стала лупить чем ни попадя. И маруську, и его самого. Скакали оба по лестнице вниз, теряли одежду. Потом боялся даже приблизиться. Прятался за углами. Так тебе и надо, гадёныш. Надолго меня запомнишь.

Когда мама узнала об аборте — чуть не убила. Натурально. Сковородкой. Еле успела обхватить, зажать, утихомирить. Отец, слава Богу, ничего не узнал. Ни про беременность, ни про аборт. А мама долго страдала, плакала, когда одни оставались. Да и самой бывало не по себе. Поняла — глупость сделала.

Были ещё два любовника после афганца. Один за другим. Но оба оказались почти алкашами, на грани. По утрам тряслись ручонками. В общем, и думать было нечего о ребёнке от них.

Когда настал черёд Яшумова, не могла понять, хочет он детей или нет. Ни звука от него об этом. А ведь уже под пятьдесят. Уже внуки должны быть. Неужели ничего не ёкнет при виде чужого ребёнка. Маленького Ярика, к примеру. Или Машеньки Звоновых. Соседей по площадке. Любит ли вообще детей — неизвестно. Даже Ярика обходил как мешающий столбик. Когда прощались. Всё лез к матери его, к Зиновьевой. Обнимал даже, гад. А мальчишки рядом будто не было.

Мама, конечно, быстро поняла новые настроения дочери, стала нашёптывать: «А ты обмани его, доча. Обмани. Прими ночью без этих самых. Без средств. И посмотрим, когда забеременеешь. Если обрадуется — честь и хвала мужику. Ну а нет — так пошёл он к чёрту! Зато будет дочка или сын. И тебе, и нам с отцом отрада. Ведь тебе сорок два, доча. Времени у тебя почти нет». Верно — сорок два. И чего думала дура раньше, непонятно. А теперь, может быть, и не получится. У гинеколога была — когда спираль ставила. Где-то года полтора назад. Зато для мамы дело решённое. Доча сразу забеременеет. Как только козла до себя допустит. И если без «всяких средств». Сто процентов!

— Газету-то можно отложить? Когда ешь? Ложку ведь в ухо занесёшь.

Яшумов нахмурился, отложил газету. Вытер салфеткой губы. Опять косился на Эту Женщину. В последнее время жена казалась странной. Сидит, смотрит исподлобья. Как будто изучает. Как букашку какую. Под микроскопом.

— Ты что-то хочешь сказать?

— Нет. Собирайся на работу. Зиновьева с плечом ждёт. Со сдобным. Не забудь пожевать его. Как батон.