Йожеф Дарваш - Город на трясине

Патриоты из Ракошпалоты пробираются к линии фронта и выводят из строя несколько фашистских батарей. Смелые акции совершают и партизаны Обуды и Кёбаньи: они спасают ряд заводов от взрыва, помогают продвижению частей Красной Армии. Саботаж осуществляется и на периферии; на улицах появляется все больше убитых нилашистов — это по ночам «работают» партизаны.

Однако все это результат героических действий немногих. В основном же население полуторамиллионного города в страхе и трепете забилось в подвалы.

Зенитные пушки ухают почти без перерыва. Вслед за взрывами зажигательных бомб вспыхивают пожары, огненные языки причудливой формы лижут небосвод, а над пожарами поднимаются клубы дыма от пальбы зениток. Но ни один снаряд в цель не попадает. Разве это противовоздушная оборона? Зенитные батареи — только приманка для самолетов, которые обстреливают и бомбят их. По ночам гитлеровцы перемещают зенитки на новые огневые позиции. Жители подвалов ругаются на чем свет стоит: завтра их район привлечет к себе внимание летчиков. И действительно, рано утром в небе появляются самолеты. Они делают два-три круга, обнаруживают гитлеровские батареи и начинают бомбить их.

Под землей в подвалах копошатся люди, из-за каждого пустяка громко ругаются между собой. Нервы у всех взвинчены до предела. Подвалы набиты битком. Люди сидят чуть ли не друг на друге. Здесь же играют в карты, спорят и слушают рассказы вновь прибывших. Говорят, что фронт проходит в нескольких кварталах отсюда и, возможно, через день-два удастся «проскочить». Состав слушателей смешанный, есть в их числе и фашисты, и нилашисты. Кто-то из последних опровергает утверждение пришедшего и кричит, чтобы тот не распространял панических слухов, что паникеров надо расстреливать. Другие слушатели вступаются за рассказчика. Спор разгорается. Разбушевавшиеся страсти приводят к ссоре. Каждая из спорящих сторон имеет своих сторонников. Ссора заканчивается взаимными угрозами.

В одну из ночей снова приходят полицейские и поднимают мужчин. Нас выгоняют на улицу расчищать дорогу от развалин. Нехотя поднимаемся. Мы еще не начали работу, как кто-то распространяет слухи, что приближаются наши «спасители», имея в виду гитлеровцев, которые утром пройдут по этой дороге.

Нилашистски настроенная публика сразу веселеет. Я тоже потихоньку радуюсь, но по другой причине. Я хорошо понимаю, к чему такая спешная расчистка, и жду своих спасителей — солдат Красной Армии.

Нилашисты все чаще устраивают облавы по подвалам. На что они надеются?

Кто-то из только что пришедших рассказывает, что нилашисты заставили воевать даже пятнадцатилетнего мальчугана, дали ему в руки винтовку и оставили одного на углу улицы. Мальчишка случайно спустил курок, и отдачей больно ударило маленького новобранца в плечо. Тот испугался, побежал домой и заявил матери, что на фронт больше не пойдет.

В последние дни штурма города мины падают совсем рядом с нашим домом.

По ночам на выходе из подвала я слышу звуки из громкоговорителя, раздается русская речь: это работает военная радиостанция русских. Я впервые по-настоящему чувствую, что наступает конец всем нашим испытаниям. Радостно слушаю доносящиеся издали голоса и считаю, сколько же еще часов осталось сидеть здесь, в подвале. Неожиданно обнаруживаю, что шум боя переместился куда-то в сторону, а это значит, что через несколько часов мы уже будем свободны.

И вот появилась армия-освободительница. Настал момент, о котором столько мечтали! Со слезами радости прижимаю к себе первых советских солдат. Вот они, эти люди, преодолевшие многие тысячи километров, чтобы принести венгерскому народу свободу и мир.

Рядом со мной жена и ребятишки. Жена плачет и никак не может успокоиться. Ребятишки не понимают, что происходит, но, видимо, хотят понять.

Трехлетний сынишка спрашивает меня:

— Это что за дядя?

— Русский дядя, солдат, — отвечаю я ему.

— А он какой, хороший? — спрашивает сын.

— Хороший, — отвечаю я.

Ребенок, довольный, успокаивается. И мы вместе с другими простыми людьми радуемся великому событию, очевидцами которого являемся.

И теперь, 20 января, я стою здесь, на Бульварном кольце, в сердце большого полуразрушенного города, как бы высматривая в развалинах преступления прошлого.

Со стороны площади Ракоци доносятся звуки музыки. От нее веет чистотой, она вызывает благоговение. Это музыка пуританских реформатских церквей. «Верши суд, господи, над виновниками, борись с моими врагами…» Звучит старый псалом, призывая бога вершить суд.