Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– No problemo , – сказал он зеркалу, как Арни в «Терминаторе». – No pro - ble - mo .

Ура, узел завязан. Дело сделано. Галстук не ослабнет и не удушит, вот и славно. Доктор Карр удивится. А он ему скажет: «Хорошо повязать галстук – все равно что найти золотую середину между „ослабить“ и „удушить“», так и скажет, будто Оскар Уайльд, или Дживс, или еще кто. Он давно это придумал, но такое не всякий поймет, поэтому он берег выдуманную цитату для доктора Карра. Ему теперь было гораздо лучше – «удивительная перемена», – но он все равно осторожничал, разговаривал мало, старался не слишком радоваться и не быть чересчур фамильярным, не лезть куда не просят. Он так радовался, что наконец-то обрел обычное несчастье, что иногда хотел рассказать об этом всем на свете, как в мюзикле, когда кто-то из персонажей встает и начинает петь на весь автобус. А если дело происходит не в мюзикле, то пассажиры, вместо того чтобы подпевать, наверное, вызовут полицию. Так что надо всегда помнить, что ты не в мюзикле (за исключением тех случаев, когда ты участвуешь в мюзикле).

Ездить на метро было быстрее, но с этим он пока не справлялся, поэтому отправлялся в Белсайз-Парк на автобусе. Автобус он любил. Сейчас, будто в знак того, что дела идут хорошо, ему досталось место на втором этаже, впереди. Он правил миром, владел всем, что обозревал. В своем воображении. Ему часто говорили о его необузданном воображении и о его таланте – оказывается, это талант – находить связи между неожиданными вещами. Когда ему было шесть лет, его фальшивые родители повезли его летом во Францию, а там пошли на экскурсию в какой-то старый собор, и когда он увидел скругленные арки, то сказал маме, что, наверное, собор строили такие специальные дельфины, которые выпрыгивали из земли и оставляли за собой в воздухе каменные арки, так что до сих пор видно, как они резвились под сводами; а потом он побежал, раскинув руки, закружился и выкрикнул: «Дельфины! Дельфины!» А мама шикнула на него и велела заткнуться, а то на него все смотрят, а папа сказал: «Дурачок, дельфины живут в море». Из-за него они смутились и, наверное, решили, что зря усыновили такого странного ребенка, а ему стало очень стыдно и захотелось побыстрее уйти. Он дал себе слово больше ничего такого не думать, но оно само думалось, в той части его ума, о которой он никому не рассказывал, кроме Саймона, когда они начали курить травку, и даже тогда он сказал только про то, что разлеталось осколками повсюду. А недавно он рассказал про дельфинов доктору Карру, и доктор Карр сказал: «Какая прекрасная мысль!», а Себастьян расплакался и плакал долго-долго, а потом испугался, что никогда не остановится. Они назвали это «дельфиний сеанс», и оба знали, что это значит. К концу пятничных приемов, когда они расставались до следующей среды, доктор Карр часто говорил: «Ты у меня в мыслях», а Себастьян только недавно сообразил, как это хорошо, и сказал, что похоже на «Ты у меня в яслях», а доктор Карр даже глазом не моргнул и сказал, что вся их работа напоминает «психологическую колыбель», и тогда он лег на пол, свернулся калачиком и сунул большой палец в рот, чтобы проверить теорию а доктор Карр даже глазом не моргнул (а некоторые, которых он не будет называть, подбили бы ему глаз), сидел себе и смотрел, как он лежит в своей колыбели, в своих яслях, потому что тогда ему так было нужно.

Вот и его остановка, автобусная остановка, каррстановка, как он ее называл. Ему нравилось играть со словами, это было гораздо лучше, чем когда слова играли с ним, как раньше, будто косатки в документальном фильме, который он видел, они перебрасывались тюленем, швыряли его из пасти в пасть, тюлень думал, что ускользнет, но они его снова и снова ловили и подбрасывали окровавленную тушку в воздух, чтобы тюлень отчаялся, наверное, но Дэвид Аттенборо сказал, что это такое упражнение для молодых косаток, а Дэвид Аттенборо знает все про животных, он вообще национальное сокровище, так что это наверняка правда, но разум Себастьяна застрял в разуме тюленя, и ему пришлось выйти из комнаты отдыха в общежитии, где стоял телевизор, потому что он не мог смотреть дальше. Некоторые слова, такие как «ничего» и «вакуум», или выражения, например «горящая плоть» и «дьявол в деталях» и «выплеснуть ребенка вместе с водой», сводили его с ума всякий раз, как он их слышал, а значит, он их слышал постоянно. Даже «за пределами» его истязало, но теперь он мог совладать со своими реакциями и при необходимости использовать эти слова и выражения. Незачем было выплескивать ребенка вместе с водой. Вот! Он произнес эту фразу, и она им не завладела. «Выплеснуть ребенка вместе с водой» – no pro-ble-mo .