Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

– Я всегда ратую за все дикое. – Хоуп покосилась на разделявшую их полоску воды. – Похоже, и вы тоже, – добавила она, положив руку на плечо Фрэнсиса.

– Пожалуй, слово «неизбежный» подойдет лучше, чем «дикий», – сказал он, – для описания реакции моего тела на пребывание в теплой воде рядом с прекрасной обнаженной женщиной, но иногда следует разделять физиологию и нравственность.

– Наверное, это очень больно, – сказала Хоуп.

– Да, – признался Фрэнсис.

– А разве вы не полиамор?

– Если бы я им был, то исключительно в одностороннем порядке, а для этого существуют другие слова, например «измена», что лишает слово «полиамор» его идейного гламура.

– Это измена лишь в том случае, если вы дали обет моногамии, – сказала Хоуп.

– Формально – нет, но он подразумевается. И вообще, к чему весь этот разговор? Мы с вами едва знакомы, а Оливия на седьмом месяце беременности.

– Значит, между вами существует глубокая эмоциональная связь. – Хоуп положила другую руку на плечо Фрэнсиса. – Это прекрасно, и я это уважаю, но все-таки считаю, что вы должны отдать должное своей дикой натуре и жить в соответствии с вашими убеждениями не только в отношении земли, но и в отношении к жизни и к своему животному и духовному телу.

– Вы ведете блог на эти темы? – спросил Фрэнсис. – У вас все аргументы выстроены.

– У меня все выстроено, – сказала Хоуп; ее груди легонько коснулись груди Фрэнсиса. – Признайтесь, вчера вы тоже это почувствовали.

– Да.

– Так в чем же проблема? – спросила она.

– А как же самообладание, этика и преображение желания?

– А как же непосредственность, и блаженство слияния, и яб-юм? – парировала Хоуп; ее руки скользнули к его шее и сыграли нежный аккорд на клавишах, о существовании которых Фрэнсис прежде не подозревал.

– Кстати, о «Яб-юм»… – Фрэнсис сделал последнюю отчаянную попытку вырваться из цепкой хватки хищницы, стиснувшей его шейные позвонки. – В смысле, о вашем ранчо, а не о символе высшего союза с истинной природой разума. Так вот, я переговорил с Джимом. Он сажает секвойи на нижней границе «Титана». Если вы с Хантером согласитесь сделать то же самое, здесь можно вырастить великолепный лес.

– Да, хорошо бы засадить секвойями нижнюю границу моего участка, – сказала Хоуп, закидывая одну ногу на бедро Фрэнсиса и сгибая другую, как балерина перед прыжком. – Такая естественная природная среда обитания станет прекрасным убежищем для множества диких зверей.

– Да-да, конечно, – кивнул Фрэнсис, слыша треск обламывающейся ветки и чувствуя, как неумолимый поток энергии влечет его к водопаду.

Люси отложила книгу, прочитав абзац, подчеркнутый Оливией: «Передняя часть поясной извилины – одна из наиболее беспорядочно возбуждающихся структур в мозге. Она участвует в переживании боли, эмоциональном участии, депрессии, мотивации, предупреждении ошибок, отслеживании конфликтов, принятии решений и во многом другом».

Она знала, что Оливия дала ей «Нейроманию», дабы развеять гипнотическое воздействие нейровизуализации, потому что Люси в последнее время проявляла слишком большой интерес – вполне объяснимый, но какой-то патологический – к сканам своей опухоли. Несомненно, ЯМР-томография могла выявить структурные изменения в головном мозге, но, к сожалению, не оставляла доктору Грею ни малейшего шанса позвонить и сказать, что пятно на снимке возникло из-за небрежно протертой линзы. В некотором роде Оливия, безусловно, была права: Люси следовало сохранять бодрость духа и хорошее самочувствие и не позволять нейровизуализации портить ей настроение. Леветирацитам купировал судороги, не пострадали ни способность двигаться, ни ясность ума, а болей не было. Все это заслуживало, как минимум, такого же пристального внимания, что и ежеквартальные радужные снимки на экране компьютера. К сожалению, доминирующая физикалистская доктрина словно бы приравнивала опухоли головного мозга к опухолям разума. Как избавить разум от мыслей о головном мозге, когда разум якобы заключен в головном мозге? Любую другую опухоль можно воспринимать спокойно или отстраненно, насмешливо или глубокомысленно, но опухоль головного мозга пропозиционально ближе, ведь ее необходимо не просто изгнать, а буквально извлечь из разума, а это, по утверждениям физикалистов, возможно лишь с помощью хирургического скальпеля.

Этим утром Хантер рассказывал ей, как Сол любил вещать о «логической бреши» между опытом личным и опытом экспериментальным, между наукой в ее нынешней форме и субъективностью в ее неизменной форме. Для Хантера и Сола это было общим местом обсуждения, но Люси оно представлялось весьма реальным и насущным. Для любого физикалиста, вот как, например, для Мурхеда, который вмещает сознание в рамки церебральной деятельности, возникает проблема, откуда вообще берется сознание, зачем головной мозг создает этот отвлекающий образ разума, если самостоятельно выполняет всю работу. Эта так называемая проблема зомби, которая, возможно, лишает зомби сна, беспокоила Люси не больше, чем вопрос, зачем телевизор создает новости. Само описание было неверным. Кто-то однажды сказал, что «сознание, должно быть, очень странная иллюзия, поскольку для того, чтобы им обладать, надо пребывать в сознании» [44]. Сознание первично, и все, что нам известно, включая информацию о деятельности головного мозга, исходит от него.