Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Дорогая Ж. Т.! (начиналось его первое письмо)

После долгих лет молчания пишет тебе твой пустоголовый брат в надежде, что кровь – не вода, и мы сможем увидеться вновь как любящие родственники. Кстати говоря, Сократа тоже считали пустоголовым. В комедии Аристофана “Облака ” Сократ, чтобы достичь возвышенности мысли, залезает в корзину и парит в ней по воздуху. Сперва можно решить, будто это означает, что мудрости на земле не место. С другой стороны, только с высоты своей “ивовой башни ” (корзины) Сократ может увидеть просторы Земли. Он попадает головой в облака, и корзина падает. Я не хочу сравнивать себя с великим философом, но должен сказать, что я такой же человек не от мира сего, стремящийся возвыситься мыслями.

Нет, слишком напыщенно и самодовольно. Кишот скомкал листок с неудачным письмом, отбросил в сторону и начал снова:

Дорогая Ж. Т.!

В молодости довольно долго моей самой любимой книгой была “Дзен и искусство ухода за мотоциклом ” Роберта Пёрсига. (до сих пор мечтаю, чтобы ZAAMM сняли короткий сериал по ее мотивам, но это к делу не относится). П вот теперь я сам предпринял путешествие к тебе через всю Америку – да! Я искренне верю, что мои усилия не пойдут прахом. Со мною едет мой сын – да! Это еще одно, о чем надо рассказать тебе при встрече! Сейчас я снова частенько думаю о г-не Р. Пёрсиге и в связи с ним о г-не А. Эйнштейне, которого он так цитирует в своей книге: “Человек пытается составить себе упрощенную и разборчивую картину мира так, как это ему лучше подходит. Потом он до некоторой степени пытается подменить этот свой космос миром опыта – и так преодолеть его… Он делает этот космос и его строение той осью, вокруг которой вращается его эмоциональная жизнь, чтобы таким образом обрести мир и спокойствие, которых не может найти в узком водовороте личного опыта… Высшая задача… прийти к тем универсальным элементарным законам, из которых космос можно выстроить чистой дедукцией. К этим законам нет логической тропы; только интуиция, покоящаяся на благожелательном понимании опыта, может их достичь… ” [10] Роберт Пёрсиг “Дзен и искусство ухода за мотоциклом”. Перевод M. Немцова. Вынужден признать, что мой личный космос уже давно не дает мне мира и спокойствия, которых я так жажду, я жажду гармонии с миром во всем его многообразии и понял – очень поздно! но я молюсь и верю, что не слишком поздно! – что смогу обрести мир, которого жажду, только обретя мир с тобой. Мне открывается, что все в нашем мире взаимосвязано, включая и нас с тобой.

Этот вариант он тоже скомкал и выбросил. Ну что он за дурак! Что общего между Эйнштейном и его отношениями с Женщиной-Трамплином! Почему у него не выходит написать просто, от души, не маскируя вину высокоинтеллектуальной чушью? Он начал в третий раз:

Дорогая Ж. Т.!

Возможно, ты удивишься, узнав, что на исходе жизни я заделался искателем истины и того, что превыше истины, любви

…начал он, но прервался и вскочил на ноги, когда в комнату ввалился Санчо в порванной одежде с испачканным кровью лицом, он был сильно избит.

Пока Санчо гулял по городу в отцовском кашемировом пальто, ему отчего-то вспомнилась белая женщина с озера Капоте и ее оригинальный кожаный шарф с медной пряжкой и небольшой, напоминающей сорванный поводок, подвеской. Санчо тогда удивило, что он больше смахивает на собачий ошейник, чем на модный аксессуар, который может понравиться женщине вроде этой. Со временем он перестал об этом думать. С учетом спешки, с которой они покидали кемпинг, и напряженной обстановки вокруг, он, возможно, что-то перепутал.

Однако теперь он начал понимать, что ошибки с его стороны не было. Проще говоря, он стал замечать за собой, что порой видит то, чего не видят другие. Так на одной из прошлых прогулок на Десятой авеню, всего в дюжине кварталов от мотеля “Блю-йоркер”, он видел пьяную женщину, топчущую радугу. Дело было возле магазина, торгующего кристаллами и благовониями. Свет из магазина преломлялся в призме, висевшей в витрине, и рассыпался по тротуару радугой. Пьяная толстуха, вся в черном, без нескольких зубов, пыталась ногой размазать радугу по асфальту, обливаясь при этом потом; вместе со слюной из ее рта вытекал поток гомофобной брани. Ладно, на видение не похоже, но когда изменилось освещение – возможно, кто-то задел люстру, и радуга исчезла, – женщина вместе со своими ругательствами исчезла тоже. Словно одно неизменно вызывает к жизни другое. Радуга порождает ненависть. Да уж, подумал он. Охренеть. А на другой день, прямо среди бутиков на Мэдисон-авеню, ему привиделись три фигуры, облаченные в белые балахоны с остроконечным капюшоном. Такого просто не могло быть. Это Нью-Йорк. Ку-клукс-клана тут и в помине не было, а удивляться дизайнерским нарядам на Мэдисон-авеню не приходится. Санчо перешел на другую сторону улицы, чтобы рассмотреть их, но толпа хорошо одетых людей на миг сомкнулась перед ним, а когда отхлынула, их уже не было. Это безумие, подумал Санчо. Он ощутил онтологический ужас. Бывали дни – на самом деле, такие дни случались почти ежедневно, – когда его настойчиво одолевали мысли о реальности его собственного существования. Он появился на свет таким исключительным образом, его трансформация из зависимого придаточного в составе длинного предложения, которым был Кишот, переход к независимому существованию по-прежнему казались такими сомнительными, что в ночных кошмарах он видел, что все идет вспять, что он начинает мерцать, как изображение в ненастроенном телевизоре, распадается на части и исчезает; проще говоря, видел смерть. Появление этих картинок – Санчо решительно не хотел называть их “видениями”, чтобы лишний раз не напоминать себе о собственной нереальности – и то, как часто они начали появляться, сильно настораживали. Он не рассказывал Кишоту о том, что видел. Есть вещи, которые лучше держать при себе.