Клара Паркс - Книтландия. Огромный мир глазами вязальщицы

Следующие несколько часов я провела на причале с Изольдой, завернувшись в полотенце, стараясь не дрожать, чувствуя себя неловко, но делая вид, что все в порядке, до тех пор, пока не высохла достаточно, чтобы пройти мимо всех в гостиной, и никто не догадался, что я недавно искупалась в озере.

«Слушай, может быть, стрекоза – твое тотемное животное», – предположила Джесс чуть позже этим вечером за чипсами с сальсой. «Может, поискать и разобраться, что это значит?» Вспомнив историю Элизабет про скунса, я подумала – какого черта! – и вытащила телефон. Может, это мой скунсовый звездный час? Может, моя жизнь теперь изменится навсегда?

«Стрекоза, – прочитала я, – это создание ветра. Она предвещает перемены». От этих слов мурашки побежали по коже. Я продолжила читать: «Стрекоза несет посыл, который имеет отношение к нашим глубинным мыслям. В ней заключена мудрость трансформации и способности приспосабливаться в жизни». Хм-м-м.

Половина притягательной силы озера Сквам, по меньшей мере половина, приходится на само место. Его отдаленность и первозданная красота приглашают вернуться в детство, реальное или воображаемое. Отель Radisson возле аэропорта не оставит таких ощущений. Вторая половина – это люди. Их коллективная искренность, энтузиазм и готовность отказаться от борьбы и пойти дальше создают среду для рефлексии. Мы носим в себе видение будущего (и раны) взрослых. Но здесь, в этом месте, нам предоставляется возможность переоценить, пересмотреть, сразиться с призраками и, вполне возможно, выйти из этого сражения немного исцеленным человеком. Многие отдыхают на пристанях, глядя на озеро, гуляют по лесу, а потом сидят в креслах, любуясь на огонь. Даже среди толп людей здесь остается много времени на раздумья.

Звук плеска воды становится верным спутником. Вы привыкаете к блеску озера сквозь листву. Оно манит, и неизбежно вы туда придете. В субботу днем, на следующий день после моего выступления, мы с Изольдой плавали на обед на каяке. Когда мы вернулись к причалу, возле нашего коттеджа вязали люди. Несколько человек переоделись в купальники и поплыли к буйкам. Я бесцельно плавала кругами на каяке, а Изольда сбегала в домик, переоделась в купальник и совершила идеальный прыжок с причала.

И пока мой мозг обрабатывал, что произошло, она вдруг быстро вынырнула из воды. Выпрямилась, держась за лицо. Изольда стояла спиной к людям на причале, но мне с каяка было видно кровь, стекающую по ее рукам. Она стояла по пояс в воде там, где только что нырнула вниз головой, и это был ответ. Она врезалась в очень большой валун.

Я повела ее обратно к причалу, куда тут же принесли аптечку и пакеты со льдом. Убедившись, что швы ей не нужны, мы усадили ее в кресло, вложив в руки вязание. Она приложила пакет со льдом к голове, как пират. Однозначно это было совсем не то осознание полноты себя, к которому призывала Элизабет. Изольда смеялась, предполагаю, от шока и смущения.

Воспоминание о ее прыжке еще долго будет преследовать меня. Знаю, что каждый из нас твердил про себя, как все могло быть плохо и как нам повезло, что она была в порядке.

В тот вечер была Ярмарка искусств Сквама, огромный рынок, на который съезжается множество продавцов и еще больше покупателей издалека, например из Канады. Кругом развесили новые флажки и гирлянды, а дорожки, ведущие к зданию рынка, освещали искусно вырезанные изо льда фонари. Часть моего соглашения с Элизабет состояла в том, чтобы мне тоже выделили место на рынке для продажи собственной пряжи Clara Yarn, чтобы таким образом окупить расходы на дорогу. Но когда я зашла внутрь и спросила, где могу расположиться, на меня посмотрели с удивлением. Разве я не в курсе? Мое место было не здесь. Мое место – в маленьком коттедже через дорогу, где располагается VIP-зал Ravelry. Однако из разговора с Джесс и Кейси я знала, что в этом году они не планировали там быть, из-за малыша. Так что, по сути, я буду там в гордом одиночестве наедине с бочкой пива, через дорогу от всех остальных. У меня появилось ощущение уныния, невозможно чувствовать себя иначе, не принимать такое изгнание близко к сердцу.

«Стрекоза, – прочитала я, – это создание ветра. Она предвещает перемены».

Эми Херцог помогла мне осознать новую реальность моей ситуации, посоветовав, какую пряжу куда поместить, раскладывая драгоценные мотки тщательно отобранной шерсти шотландских овец и овец кормо, пока мой маленький стол – с помощью реквизита, который Бристоль привезла из Портленда, – не стал выглядеть, смею предположить, довольно волшебно.