Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

Кирилл Скабина»

Письмо это, которое Алина стала перечитывать перед тем, как выкинуть, единственно из любопытства, неожиданно взволновало ее до такой степени, что она вынуждена была пойти на кухню, выпить воды, а потом сесть в кресло поплотнее и перечитать его еще раз. Надо же… Сейчас, спустя столько лет, Алина наконец поняла скрытое в нем послание, которое тогда до нее не дошло… Восемнадцатилетний мальчик, который отнюдь не был хорошим учеником, писал почти без ошибок, не забывая про запятые и абзацы. Но удивительнее и красноречивее всего был его стиль. После шаблонного, казенного начала, выдающего его неуверенность и робость, – такие неожиданные слова: «из ваших уст», «так сложилась моя судьба», «посмотреть на мою прежнюю жизнь как бы со стороны», «угнетает однообразие, которое царит вокруг меня»… От этих слов веяло даже не двадцатым, а слегка девятнадцатым веком. И еще Пастернак. Интернета тогда не было, и сомнительно, чтобы в армейской библиотеке можно было найти Пастернака. Значит, действительно помнил? В то время, наверное, всё это казалось ей нормальным. (Хотя память упорно отказывалась воспроизвести чувства, которые она испытывала, читая письмо тогда). А теперь выглядело совсем иначе, открывало щелочку в другой мир – мир, в котором они жили четверть века тому назад.

Упомянутая Кириллом шляпка с вуалью до сих пор у Алины где-то валяется. Тогда она была в моде, но мода быстро прошла.

Однажды Кирилл сказал Алине:

– Вам надо эту… вуаль… подлиннее чтобы. Всё лицо чтобы закрывала.

– А что, оно у меня такое страшное? – засмеялась Алина.

Он покраснел.

– Нет, совсем… то есть… Совсем по-старинному чтобы было.

Разговоры о «современности» и «несовременности» они тогда вели часто.

Однажды, когда Кирилл был в девятом классе, Алина сказала ему:

– Знаешь, что мне в тебе нравится больше всего? Чем ты отличаешься от других и лучше других? Ты не современен, Кирилл. Понимаешь, о чем я? Если бы ты только сумел это сохранить…

Сохранить? В шестнадцать лет молодые люди, как правило, хотят быть современными сильнее, чем самими собой. Только сейчас, кажется, Алина поняла, как страдал тогда Кирилл от этой своей (или ею внушенной) несовременности, сколько усилий прилагал к тому, чтобы стать таким, как другие мальчишки! И всё равно оставался чужим, иным. Хуже – смешным. То, что у остальных само собой получалось нормально, у него выглядело неестественно, как-то глупо. Ему даже джинсы не шли. В компании его принимали, но так, за клоуна, и даже не скрывали этого. А он делал вид, что ничего не замечает, потому что не в силах был оставаться в одиночестве. У него еще хватало сил улыбаться в ответ на колкости, поэтому многие считали его дурачком. Настоящих друзей у него, похоже, не было.

В начале девятого класса Кирилла выбрали комсоргом. Трудно теперь понять, почему. Может быть, никому не хотелось заниматься общественной работой, а Кирилл тогда очень стремился стать лидером, приобрести в классе какой-то вес. Алина помнит, что это сильно повлияло на него – и не в лучшую сторону.

– Кира, у тебя стало лицо ответственного работника, – сказал как-то их классный анархист и фотограф Саша.

Он сфотографировал Кирилла за учительским столом во время собрания: дипломат рядом, часы перед собой положил, чтобы за временем следить, листочки с докладом в руках держит. Фотографию поместил в стенгазете с подписью «Юность бюрократа».

Алина тогда пыталась убедить Кирилла отказаться от этой должности:

– Тебя же нельзя к власти подпускать на пушечный выстрел. Откажись!

Но Кирилл упорно цеплялся за иллюзию лидерства, пытаясь угодить и ребятам, и классному руководителю, и в итоге все больше портил со всеми отношения. В конце концов, на очередном собрании ему наговорили всяких язвительных слов и выбрали на его место кого-то другого.

Тогда они с Алиной единственный раз поссорились. После собрания Кирилл вместе с другими шел на репетицию. Перед ним в класс вошел Саша, а он замешкался в дверях.

– А Кирилла не переизбрали, – сказал Саша.

И Кирилл – уже на пороге – услышал, как Алина ответила:

– И правильно. Я рада.

Он тогда что-то пробормотал про неожиданные обстоятельства – и ушел.

Все время на репетиции Алина не могла успокоиться, а после нее попросила Сашу отвести ее к Кириллу домой. Одна она идти боялась.

Дверь им открыл Мефодий. Саша буркнул:

– Алина Леонидовна с Кириллом поговорить хочет.

Развернулся и пошел вниз по лестнице. А удивленный Мефодий молча пропустил Алину в комнату Кирилла, который к ней даже не повернулся: стоял и смотрел на дождь за окном.