Алексей Комаров - Рассказы старого лешего

Вот и Григорий, с ним Василий-кузнец. Оба с лопатами. Отгребли с дороги, вывели на дорогу лошадей. «Спасибо, дядя Василий». Теперь уж близко. Приехали. Прыгают на меня собаки: и Поражай, и Ту-Ту, и Румянка, и Найда.

— Раздевайся, дядя Григорий, давай чай пить!

Чай для Григория основная пища. Чай да баранки — ему ничего больше не надо. На столе самовар поет веселую песенку, на чистой скатерти молочник со сливками, гора бубликов свежих, колбаса, сыр.

В комнате тепло. Сидит дядя Григорий в синей чистой рубахе, пьет чай вприкуску, бублики в чае мочит и явно наслаждается и теплом, и отдыхом, и чаем.

Лошадей он выпряг, поставил в сарай к корму. Он у меня переночует.

Пьем чай, разговариваем.

— Расскажи, дядя Григорий, как ты купца в Калязин возил.

— Что рассказывать-то? Меня дохтур тогда ругал, ругал… За что ругал? С ума, говорит, ты сошел, что ли, старый дурак, с переломанной ногой в Калязин едешь, а потом два дня дома лежишь. Бить, говорит, тебя надо. Ведь ты, говорит, ногу потерять можешь. Такой дохтур сурьезный, дай Бог ему здоровья. Вылечил меня, ничего, нога в целости.

— Как дело-то было, расскажи.

— Повез я, значит, купца в Калязин. Купец сердитый такой, собой видный, как боров толстый, на меня кричит: «Гони, старый черт! Что ты, кислое молоко везешь, что ли?» Ну я подстегиваю коренного. Да, знать, больно стегнул, он и ударил задом, да мне по ноге. Плохо дело — нога-то перебита, а ехать еще далеко. Верст десять отъехали, не больше. Купец и слушать не хочет. «Вези, коли взялся. У меня, — говорит, — дело безотлагательное».

Приложил я к ноге кнутовище, с пристяжной вожжу снял да вожжой-то и замотал, крепко замотал. Отвез купца в Калязин. Ничего, купец доволен. «На, — говорит, — тебе четвертак на водку».

Вернулся я, значит, домой, лег на лавку, лежу. День лежу, два лежу. Терпенья не стало — нога болит. Говорю бабе, чтобы отвезла меня в больницу. Вот тут дохтур и начал меня ругать. Сурьезный дохтур, дай Бог ему здоровья! Вылечил. А ругал сильно.

Я приехал из Москвы в Троице-Сергиевую лавру и теперь еду по Переяславской улице в лавочку Сергея Ивановича Шувалова. В Москве я был у Сытина в «Светлячке», побывал у знакомых, у друзей, набрал много работы и теперь еду к себе на Дикареву дачу, где буду в тиши и уединении рисовать всяких зверюшек.

Лавочка Сергея Ивановича — это справочное бюро, это станция на пути в Дикареву дачу, это пункт снабжения продуктами питания и фуражом. Сергей Иванович в долгополом кафтане неопределенного цвета, выгоревшем и засаленном на груди и рукавах. Сергей Иванович никогда не улыбается, никогда не меняет выражения своего лица. Он всегда серьезен, всегда занят делом. Шутить с ним не надо — на шутку он или обидится, или рассердится. Не каждый понимает шутку. Разговаривать с Сергеем Ивановичем лучше всего на религиозные темы. Он состоит в Союзе Михаила Архангела. В большие праздники он надевает торжественный кафтан с золотым позументом и несет хоругвь. Это торжество наполняет его гордостью до предела, и на всех остальных людишек он смотрит с высоты своего величия. Союз Михаила Архангела был самой черносотенной организацией — это была банда, устраивавшая еврейские погромы, избивавшая студенческие демонстрации. Я не думаю, что Сергей Иванович сам участвовал в погромах, но он им, конечно, сочувствовал. В его скучной, однообразной жизни была одна яркая страничка, и он любил о ней рассказывать. Готовилось открытие мощей Серафима Саровского. Союз Михаила Архангела послал туда за счет Союза нескольких наиболее «почтенных» членов, и в их числе и Сергея Ивановича. Торжество открытия, все эти пышные церемонии богослужения, богатые ризы высшего духовенства, множество архиереев, митрополит, монахи, сановные особы и толпы каких-то юродивых, бесноватых кликуш, калек, всякого бродячего отребья, всяких святош, таскающихся из монастыря в монастырь — все это поразило Сергея Ивановича и навсегда врезалось в его память. Но самое яркое воспоминание оставило в нем «чудо», в котором ему пришлось самому принять деятельное участие.

Он, по его словам, выгнал беса из молодой женщины. Он приложил ее к раке Серафима Саровского. Когда он рассказывал мне этот случай, то, не довольствуясь словами, хотел наглядно показать, как это произошло, для этого он закричал проходившей мимо бабенке: «Тетка Матрена, тетка Матрена! Дело есть, зайди на минутку, дело есть!» В лавку зашла недоумевающая тетка Матрена. Сергей Иванович, не говоря ей больше ни слова, схватил ее за голову, нагнул и приложил к прилавку. «Вот так, Алексей Никанорович, я приложил ее к святой раке». Тут он повернул за плечи тетку Матрену к двери и с досадой сказал: «Ну чего стоишь? Проходи своей дорогой!»