Каваи Стронг Уошберн - Акулы во дни спасателей

— Скажу, что маме хочется, чтобы ее единственный живой сын вернулся домой, — ответила я.

Он долго молчал. Но слушал. Я это чувствовала.

— Я подумаю, — наконец сказал он. — А пока буду и дальше присылать вам деньги. Намного больше. Ладно, мне пора.

Мне хотелось повторить: нет, не надо больше денег, лучше сам приезжай. Главное, решись, а мы тебя всегда ждем. Но он уже повесил трубку.

Ах. Ха.

Я чувствую дыхание жизни в долине.

Ах.

Ха.

Четыре дня и четыре ночи мы уже здесь, где все началось. Ждем. Малиа не знает чего, но я-то знаю. Вокруг нас качается и шуршит кало, стоят железные деревья, а за ними снова кало, взошедшее после дождя, что каждую ночь льется из облаков, которые несут другие дожди в другие части этих островов. Сегодня ночью дождя нет, и я чувствую, как ясная луна, точно мать, наблюдает за мной из дома, куда я однажды вернусь.

Я уже возвращаюсь туда.

Здесь Малиа, здесь Кауи, мы на дальнем краю Вайпио, у начала тропы, которая подняла моего сына к смерти. Наша палатка стоит не у самого берега полиэстер свистит и хлопает на ветру и я снаружи палатки в темном воздухе иду потому что слышу голоса. В этой части долины они громче. С тех пор как Найноа не стало голоса крепнут во мне день ото дня. Они придают краски и запахи цветам в моей голове которые я знаю и чувствую вот только слов для них не подберу. Но я знаю, мы ждем. Малиа и Кауи не знают чего мы ждем а я знаю.

Это будет сегодня вечером. Как и много лет назад. Мы так и не стали теми что были когда отправились из этих мест на тех моторах через море в Оаху с его бетоном и людьми которых там слишком много. Когда-то мы жили здесь и ездили на лошадях когда они бежали то бежали и мы когда они шагали то шагали и мы когда они дышали когда они воняли когда они потели то так же и мы и каждый из нас был пуст или полон как лошадь. Я когда-то был сахарным тростником. Я был тростником и шелестом и сладким как сахар дымом жатвы когда мы убирали урожай и начинали заново на пепелище [154] На крупных плантациях сахарного тростника его убирают машинами, предварительно выжигая нижний ярус растительности – сорняки. .

Теперь я здесь на песке в долине. Серый прибрежный песок точно сложенная в горсть ладонь на краю деревьев и океана. Вода танцует во мраке и накатывает на меня волной потом отступает и накатывает опять. Океан не холодный. По небу катятся колесом другие солнца других историй что уже завершились. Мои ноги в песке и песок в моих ногах. Слева от меня склон долины и зигзагом поднимается тропа в темно-зеленые и черные заросли долины в деревья и кусты блестящие под луной. Тропа косым шрамом прорезает лицо долины до самого горного хребта.

Там голоса звучат громче всего я чувствую это.

— Не спится, милый?

Это моя Малиа. В свитере с поднятым капюшоном в джинсах и ботинках. Плоский нос торчит из-под капюшона волосы густой волной спускаются ей на грудь. Глаза старые и глядят на меня с тревогой.

Я пытаюсь объяснить, что вижу. У меня вырывается звук похож на шелест кало на запрудах на гул водопадов на лаву скользящую в океан. Малиа смотрит на меня встревоженно морщит лоб и говорит:

— Помедленнее. Ты снова говоришь как сумасшедший.

Я еще раз пытаюсь описать гул голосов. Она протягивает ко мне руку я закрываю глаза и начинаю сначала но не могу пробиться сквозь собственный рот.

— Милый, — говорит она. Ее пальцы на моей щеке я чувствую каждый палец чувствую всю ее руку до локтя и плеча чувствую кости и кровь в горячей сердцевине ее жизни. — Что случилось? — спрашивает она.

Я пытаюсь сказать ей куда я должен уйти. Она перестает говорить она перестает двигаться. Поворачивается лицом к тропе что идет вверх по краю долины помнит ли она ту ночь когда мы сделали Найноа когда мы были в пикапе на том конце и смотрели как факелы поднимаются по хребту помнит ли она шествие древних воинов?

— Туда? — спрашивает она.

Я киваю. Они идут.

За мной.

Она смотрит на тропу и на луну я протягиваю руку и касаюсь ее ладони которая лежит у меня на щеке и снова пытаюсь сказать но уже не ртом и тогда она понимает. Мы беремся за руки она уходит в палатку я слышу как она разговаривает с моей дочерью и потом возвращается. Все это время дыхание долины.

Мы идем по тропе в темноте. У Малии есть фонарик. Но как только деревья остаются позади луна белая и полная и я все вижу. Она явно догадывается и выключает фонарик. Мы идем той дорогой которой шел Найноа. Я многоножка мечущаяся под камнями. Я птица что спит в дупле. Я изгиб и узел дерева. Моя рука в руке Малии мы поднимаемся выше и выше и выше по тропе.