Василе Василаке - Пастораль с лебедем

Арион, сын Софрона, ушел из Ааму в те далекие времена, когда в сельсоветах составлялись списки для набора в ФЗО. Из районного центра присылали договоры от какого-нибудь, скажем, «Донбассугольшахттреста». Приезжая по вызову в Донбасс, парень подписывал еще один договор. Через две-три недели, однако, этому сыну лесов и полей становилось невмоготу под землей, в мире окаменевшего леса, и он, попросту говоря, давал дёру. Тогда руководство шахты обращалось по прежнему месту жительства для привлечения беглеца к ответственности и взыскания расходов по подъемным.

Арион оказался одним из таких фруктов — нарушил договор, но домой не вернулся, а растворился в безбрежности одной шестой земной суши, каковой является большая наша страна. Так он канул и был забыт, как метеорит, чьим светом озарило случайно клочок неба.

И вот в один прекрасный день Арион появился в Ааму, без единой волосинки на голове, круглой, как бильярдный шар, желтенькой и лоснящейся. Зато одет был во все черное и кожаное. Оказывается, он исколесил чуть не две трети земного шара. (В бегах или землепроходцем? — вряд ли. Односельчане решили — не иначе как подался в воздухоплаватели, все они тоже в кожанках ходят.) А пока колесил, успевал предаваться лирическим воспоминаниям, охотно тоскуя о том, что оставил где-то что-то родное. И где же оно? Неужто маленькое Ааму покоя не дает? Интересно, что там думают об Арионе? Вспоминают ли хоть раз в году, под рождество? Постой, была там еще какая-то речка, и он бултыхался в ней с пацанами, прозрачная такая, ленивая, и называлась, кажется… да, да, точно, — Прут. Осталось у Ариона неисхоженного впереди одна треть — и планеты, и жизни. Не мешало бы взглянуть на этот Прут, отхлебнуть глоточек; может, тогда и Ааму оставит его в покое, перестанет свербить в груди и путаться под ногами…

И вот явился. Теперь Арион казался властным и беспечным, точь-в-точь как выглядят люди, одетые в кожаное. Понятное дело, лукавый Беллони кружил вокруг него, как старый лис, пока не поинтересовался:

— Слушай, Арион, признайся, что за дела у тебя там были, в воздухе?

— Ишь какой ты любопытный, баде Антон, — ответил Арион. — Хочешь правду? Искал!

— Ну и как?

— Эх, старик… Все есть и ничего нету!..

Встретились они в центре села, у бывших Трех Колодцев, где, если помните, висела надпись: «Слово — серебро, дискуссия — золото, молчание — вечность…» Арион остановился, проходя мимо:

— Какой дурак это написал?

— Пошли в буфет, братец, здесь говорить не принято.

Зайдя в буфет, Арион для начала оглядел полки, витрины и спросил конопатую Аглаю-буфетчицу:

— На сколько у тебя здесь товара, дочка?

— А вы кто будете, из инспекции? — спросила Аглая. — Позавчера была ревизия… Или вы из народного контроля?

— Да я уже взял поллитру, — сказал дед Антон. — Садись, поговорим…

— Спрячь свою поллитру, стыдно… Я за воду платил золотом, баде Антон, понимаешь? Чистым золотом и алмазами! А ты с поллитрой…

— Ты что, в пустыне был? — обрадовался Беллони. — Дай я тебя поцелую!

Но Арион уже отошел к буфетной стойке:

— Аглая… Вас Аглаей зовут? Кстати, в общую сумму можно включить и стоимость тары.

Она так и не разобралась, с кем имеет дело, вынула акт позавчерашней ревизии: «Может, это новый председатель райпотребсоюза?»

— Правильно, — сказал Арион. — Акт — это дело! — Достал из портфеля пачку зеленоватых пятидесятирублевок и протянул Аглае: — Высчитай в соответствии с актом, сколько положено, за все товары в буфете, имеющиеся в подотчете, и себе на чай возьми пять бумажек. Условие одно: по случаю моего пребывания в этом заведении не будешь спать три ночи подряд. Сделай одолжение, как земляку. О дочка, говорю — земляк… Тебя и на свете-то не было, когда я ушел из Ааму!.. А просьба такая: каждому, кто знал меня и не знал, выдавай, — он пробежал глазами прейскурант, — и алкогольное, и безалкогольное, и рыбу жареную, и печенье, и варенье, консервы и в банках, и в стеклотаре, и сухарики туристские и кофейные… А за труды ты у меня, Аглая, получишь алмаз, — закончил Арион. — Знаешь, что такое алмаз?

— Стекло режет, — ответила Аглая.

— Глупая ты и еще маленькая, — по-отечески нежно ответил Арион. — Возьми себе еще пять бумажек, — и снова протянул пачку, из тех, что Аглая ему вернула, высчитав нужную сумму. — Попрошу тебя и собакам родного моего села изредка подбрасывать по кусочку. Здесь впервые увидел я свет солнца и сказал «мама»… А это, дочка, весьма торжественный момент в жизни человеческой!