Василе Василаке - Пастораль с лебедем

Ну, то его судьба, а мы сами себе хозяева, глупее глупого пускать жизнь на самотек, мол, чему быть, тому не миновать. Что скажешь, Мара? Мда. Ну, не верят в судьбу наши молодые — силком не заставишь. Как-никак ребята не на пустом месте начинают, дом есть, зарплата в кармане, служба почетная. Не зазорно позвать на свадьбу и председателя колхоза, и пожарного майора. Пусть даже кто-нибудь из них обвенчает молодых. Чтобы шума не подняли, договоримся с попом, обвенчаем ночью. Председателю и в церковь не придется показываться, жена вместо него отстоит службу. Не мешает пригласить в посаженые отцы человека достойного, авторитетного: где начальники в гостях, там и разговоры другие, и музыканты стараются, и гулянье культурное, подарки опять же под стать…

Если председатель пойдет в посаженые, ей-ей, сват Никанор, разобью свадебный шатер на целый гектар, чтоб мне лопнуть! Ковров понавешаю — сколько в доме наберется и по селу пройду, соберу, не откажут люди. Одна дочка у меня, и свадьба раз в жизни играется, на глазах у всех, и руководить должен посаженый… Свадьба и посаженый — это как Александр Македонский со своею пехотой. Трех фотографов наймем, пир горой закатим на неделю!..

Так, наверное, следовало выступить отцу невесты, будь он понапористей, как Кручяну, но Ферапонт, по-чабански терпеливый, сидел понурившись и ждал, авось само как-нибудь раскрутится… Что и говорить, Кручяну давно бы жениха окоротил!

Каждому торжество виделось на свой манер. Они готовы были расписать от начала до конца, к которому часу собираться гостям в доме во дворе жениха, когда какие тосты говорить, когда какое блюдо подавать, а уж как за столом гостей рассадить, чтобы никого не ущемить, не обидеть — это уму непостижимое дело!

Постойте, жених опять вышел. Ах, покурить… Волнуется парень, сигарету за сигаретой сосет. Ничего, пусть поволнуется, может, поумнеет. Вот вернулся, сел, молчит. Не тяни кота за хвост, парень, скажи прямо: нам уйти? А то новость принес, кто-то из наших сельчан убил Георге Кручяну! Прикинулся, будто свата пошел искать, а обратно прибежал новоявленным следователем — надо срочно убийцу искать! Говори, женишься или нет?..

— Не слыхали, что там? — проговорила вдруг бабушка Тудора. — Простите старуху… Никак в толк не возьму, с попом будут хоронить или с музыкой?

Сидевшие за столом вздрогнули: похороны? Опять за Кручяну принялась? Нет уж, хватит на сегодня. Кое-как раскачались со сговором и жених, по всему видать, не в своей тарелке… Вовремя подоспела бабка: «Почему хоронят под музыку?»

— Да простит меня бог, — старушка вздохнула. — Недолго осталось, скоро и мой черед собираться на небесную свадьбу. А что Георге, активист был или нет?

Потеряла покой Зиновия, когда услышала, что Кручяну станет сторожем душ на кладбище. Она-то твердо знает: по ту сторону могилы другая жизнь ждет. Там увидишь Иуду, скажешь «здрасьте» Люциферу и Николе-угоднику… Пока в сторожах был бухгалтер Костэкел, Зиновия не тужила, но теперь его сменит Георге и хоронить станут по-новому… Хоть и моложе бабки Кручяну, а господь его раньше прибрал. Молодой, да в активистах-атеистах ходил — тут и гадать нечего, понесут его на кладбище с музыкой!

— От костлявой не укроешься… — проворчала старушка, не дождавшись ответа. — Только вижу я, церковь на замке, попы курить стали, в божьем храме играет электрическое радио. И провожают человека в последний путь под «трали-вали»…

Вот отчего испереживалась Зиновия… Испокон веков трудился в поте лица крестьянин, созданный богом из немой глины, и так же молча уходил в глину, обращаясь в прах земной. Музыка для него — это танец и веселье, визги и прыжки, гулянье и радость. Каково ей думать, старушке восьми десятков от роду, что рядом с гробом на все лады будет дудеть духовой оркестр?

Когда человек покидает землю, утрату должны прочувствовать и близкие и незнакомые. Так от века заведено: мучились родами, терзались люди в земной своей юдоли, страдали от смертных мук, никто в селе раньше не осмелился бы подняться на кладбище в компании музыкантов. Все равно что цыганский табор вместо священника! Георге молод, ему море по колено — Зиновия готова руку дать на отсечение, заиграет для него на кладбище музыка. Тогда и бабушку, горе ей, под марши понесут, ведь Георге узаконит новый обычай… А ей хотелось сказать: дорогие, внук мой свадьбу затеял, так прошу, пока мы вместе, давайте поговорим и о моей «свадьбе», небесной. Хочу уйти привычно, по старинке, хотя бы как покойный Костэкел…