Тимур Зульфикаров - Странствия Ходжи Насреддина в XXI веке. Новое учение древнего мудреца

Как невеста бедная,
Ставшая богатой…

Блаже…

Чильдаринский мёд…
В нём уснула… увяла блаженно пчела…

Мне б такую кончину
Господь ниспослал…

Чтоб я вспомнил, что я — былая пчела…

Я случайно убил паука…
Как печальна обвислая…брошенная… сиротская путина…
Но как ликуют!..
Как веселы мухи… бабочки…
Стрекозы… мотыльки,
Избежавшие смерти…

Да!..
Но!..

Не нарушил ли я Божьего Замысла…
Повеленья… Завета…

Во время вечерней трапезы
Я съел глазастую рыбу…

И увидел дно океана…

Три больших муравья
Влекут мёртвого малахитового жука…

А сколько муравьёв
Повлекут усопшего — меня…

О, Господь!..
Вот для чего муравейники кишат…

Когда Ходже Насреддину предлагали пиалу с вином,
Он говорил:
— Женщина — Вино Аллаха…
Если ты любишь Женщину,
А она — любит тебя,
То зачем тебе земное быстротечное вино — вода шайтана…

Любовь мужа и жены — самое Великое Вечное Вино…
От него рождается Третий…

Но в старости, когда тебя покидают женщины,
К тебе приходит земное курчавое туманное дурманное вино.
Чтобы ты вспомнил о Вечном Вине Аллаха…

Да!..
Женщина — Вино Аллаха…

Да!..
Женщина — Мак Аллаха…
Да!..

И вот ты пьёшь Вино и бродишь в Маках…

… Ах, дожить!
Дотянуться бы
До первых спелотекучих… тугомедовых черешен!..

А потом уже
Пусть будет —
Царство Небесное…

Вечное…

К моей глинобитной богозабытой кибитке-мазанке,
На Золотой Горе пустынной,
Куда лишь дикие козы поднимаются… вздымаются…
По звездопадным осиянным ночам
Приходят… сошествуют со звёзд… что ли…
Со Царствия Небесного… ой ли…
Двое…

Овидий Назон со стихами-плачами жгучего римского изгнанника
И Апостол Иоанн с недописанным… неоконченным… недогоревшим
Апокалипсисом
На ветхом …римском Пергаменте…

Мы пьём втроём обречённо… блаженно
Из бухарских старинных пиал мусаллас —
Древнее чародейное вино вечнопианых, и в двух мирах, поэтов —
Певцов-дегустаторов райских гурий…
И кальянов курящихся отуманенных…
И одуряющих пурпурных маков…

И являются гурии, наго бредущие в маках…
О, гурии-маки!..
Так маки бредут в маках…
Айх — ххххххх!..

А Овидий, пиано смеясь и рыдая,
Шепчет опасные стихи об императорском дьявольском Риме-развратнике,
Его позабывшем … навеки… смертельно изгнавшем,
И не знает … не чует… слепец…
Что Он и останется в Вечности,
Как великий, как вечно рыдающий певец
И истлевшего Рима свидетель-изгнанник…

Ах, Священный… Всемогущий… Вездесущий Рим…
Ах, Imperium Romanum!..
Иль не чуешь… не знаешь…
Кто изгоняет… убивает певцов — вскоре сам без следов погибает…

О, Творец!..
Только Ты всё знаешь!..
Всё попускаешь!..
И Имперьями играешь, словно придорожными камушками!..

А Апостол Иоанн пытается дописать Апокалипсис
То ли тростью… то ли стеблем… то ли колючкой ковыльной,
Взятой с бредового!.. знойного!.. летнего!.. богозабытого дального Патмоса…

Но дрожит… не даётся Его Божья Гневная Указующая Длань
С пиалой расплескавшегося пенного запредельного мусалласа…

И капли вина летят и туманят Пергамент…
И не дают дописать совершить
Приговор — Человечеству!..
А Земле — Завещание!..

Ах!.. Звездопадные пианые ночи!..
Ах, чародейные звездопадные звездохладные!..
Ах, таящие озаряющие Овидия Назона вечнорыдающего…
И указующего на Исход Человечества Апостола Иоанна
С Расплескавшимся…
Пока Несовершившимся Апокалипсисом…

Там… на деревянном кишлачном самодельном мостике —
Над курчавохрустальной бешено вьющейся горной рекой —
Он простился с матерью —
Ещё незрело молодой…
И, не озираясь… не оглядываясь….
Многобольно и жестоко,
Он навек покинул родной глиняный саманный домик-чёлн
С печной… дымящейся, как у старых пароходов, трубой…