Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Жизнь стала невозможной. И тогда добрый ангел нашего двора тетя Паша, узнав, что на первом этаже освободилась комната по соседству с ее каморкой (их соединял узенький коридорчик, в котором с трудом умещалось два столика), пришла к свекрови Полины Моисеевны и коротко сказала:

— Вяжи узлы. Вы переезжаете.

Так они перебрались в ту комнату, где с тех пор и жили. Эвакуированных быстро поместили в более удобные квартиры, а эту занял тогдашний начальник горной инспекции.

Я еще застала в живых бабушку Лоры. Тогда она казалась мне очень старенькой и дряхлой, что немудрено. Старшего сына она тоже потеряла. И долго не прожила. Мне было лет шесть, когда она умерла. Полина Моисеевна пропадала на работе. Лора ходила в детсад, а потом, как водится, в сорок третью школу. Она тоже старше меня на четыре года.

Была Полина Моисеевна идейной коммунисткой и человеком принципиальным. Еще в тридцать седьмом, учась в институте, она не дала исключить из комсомола (а следовательно, и из института) пятикурсника, отца которого арестовали как врага народа. Просто встала и заявила, что, как говорит товарищ Сталин, «дети за отцов не отвечают». Много лет спустя спасенный мужчина приезжал в Ташкент и заходил к ним домой поблагодарить за честный поступок.

Именно как идейная и убежденная коммунистка она насмерть сцеплялась с моей вольнодумной мамой, чисто как Пересвет с Челубеем, только без смертельных последствий. Они не ссорились. Они полемизировали. Идейные противники, так сказать. Темы могли быть любыми: книги, музыка, исполнители, политика, Сталин (особенно Сталин), антисемитизм, содержание газетных статей и т. д.

Потом, угомонившись, они беседовали вполне мирно и вообще никогда не ругались. Насколько я поняла, очень друг друга уважали.

В их комнате было нечто вроде клуба, и хорошо если дневного, иногда «заседания» затягивались и за полночь. Став постарше, я часто там пропадала. И опять, прошу заметить, никаких пьянок. Только работа языком. Бесконечные и очень интересные разговоры. Очень много новых лиц. Лора обладала удивительной способностью заводить друзей, приятелей и знакомых, и все, как это сейчас принято говорить, тусовались в их единственной комнате.

Как сейчас помню, Полина Моисеевна уехала в санаторий, и в комнату набились все девочки нашего двора. Какой же это был добрый, хороший вечер!

Сама Полина Моисеевна неизменно выглядела очень уставшей, но не роптала, застав в доме веселую компанию. Просто ложилась в своем закутке, отгороженном с одной стороны шкафом, и отдыхала, если такое было возможно.

Почему-то я очень хорошо помню, как именно у них взяла «Молодую гвардию», прочитала и больше никогда не открывала. И фильм не смотрела. Не было сил.

Она так и доработала до пенсии в Гидрометслужбе. Уже после ее выхода на пенсию им с Лорой дали прекрасную квартиру. Лора получила крайне дефицитную профессию, стала сметчиком и, насколько я понимаю, никогда об этом не жалела. Сейчас она живет в Израиле, в городке Нацрат-Илит, старая половина которого называется Назаретом. Тем самым.

Анна Моисеевна — единственная, у которой муж остался жив. Но цена за это была заплачена немалая. Выпускник знаменитого Константиновского артиллерийского училища в Петербурге, потомственный военный, Николай Григорьевич Волков был из тех людей, для которых честь офицера — не пустой звук. Для меня он самый благородный человек из всех, кого я встречала в жизни.

Он перешел на сторону красных и был назначен начальником береговой обороны Одессы и Николаева, где встретил машинистку Особого отдела Анечку. Анечка была очень красива, кокетлива, и суровый солдат влюбился без памяти. Его не остановила даже национальность невесты, хотя в царские времена женитьба офицера на еврейке была бы немыслима. Он только настоял, чтобы она перешла из Особого отдела в политотдел.

Жили они счастливо, мирно… до тридцать седьмого. Растили сына Георгия, которого в обиходе звали Юрой. В тридцать седьмом Николая Григорьевича арестовали. Как врага народа. Вот он точно врагом не был. Не мог такой человек быть врагом.

Заместитель Николая Григорьевича посоветовал Анне Моисеевне уехать, иначе за ней непременно придут.

Она сумела незаметно покинуть Николаев, договорившись о встрече с матерью Розалией Давидовной.

Пришли. К Розалии Давидовне. Долго допрашивали, куда могла деться дочь. Грозили арестовать. Но, слава богу, ушли. Розалия Давидовна оставила мужа, которого обещала известить, где они остановятся, и уехала к дочери.