Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Мужа, Александра Ивановича Дехто, мы почти никогда не видели: он служил агрономом в каком-то сельхозобъединении. Незаметный человек, вместе они смотрелись странно. Сын Игорь. Его я не выносила, потому что он в четыре года зарезал подаренного ему кролика; согласитесь, о чем-то это говорит. Людмила Яновна была женщиной… мягко говоря, знойной. И никто ей был не указ. Тем более что мужа никогда не бывало дома. А потом Александр Иванович тяжело заболел. Онкология. Ни жена, ни сын не обращали на него ни малейшего внимания, а он зачастую голодал. Игорь закончил медицинский, но врач из него получился неважный. Потом умерла мать. Начались наркотики. Квартиру у него отняли, самого, говорят, убили. В общем, пропал. Он был очень недолго женат. Дочка уже взрослая, но ее никто из нас не знает…

А семья Могилевских, вернее, то, что осталось от семьи, теперь в Москве. Ира и ее дочь Марина. А когда-то были муж и жена. Алла Кащеева и Леня Могилевский, кандидаты наук, преподаватели вузов, их двое детей Ира и Женя, мама Лени, его два брата, сестра и муж сестры, родители Аллы и ее два брата. Сначала они жили во Фрунзе. Потом братья перебрались в Москву. Все. И с той, и с другой стороны. Сестра Лени с мужем давно жила в Подмосковье.

Потом умер Женя. Очень рано. За ним — Леня. Ира увезла мать в Москву. Там умерла и она.

Остались Ира и Марина. Квартиру Ира продала, а теперь и дома нет.

Только две семьи остались в Ташкенте. Тома Корсунская с дочкой и внуком и Сережа Макаров.

Тома, «Камаечка», тоже старенькая, но держится. У нее очень хорошая дочь Женя и внук Владик. Жизнь у них трудная, как у многих ташкентцев, но я счастлива, что они есть, что мы еще есть… Сережу я нашла только недавно. Он по-прежнему фотографирует, жив и здоров, и я даже с внучкой познакомилась.

Счастье уже в том, что я знаю, где кто живет и жив ли. Все цепляюсь за соломинки… А что еще остается?

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы — как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

Евгений Евтушенко, 1961 г.

Вот и в нашем дворе. Неинтересных людей не было. Что ни человек — то личность.

Наверное, только в нашем доме были сразу три Моисеевны. Три отмеченных войной женщины.

Ненавижу я поговорку «Я воевал, пока ты в Ташкенте отсиживался».

Смею уверить, что в Ташкенте военного времени жизнь была не медом и не сахаром. И даже не сушеным урюком. Люди гибли от голода, лежа прямо на перроне ташкентского вокзала. Мама рассказывала: когда они приехали, у папы было назначение, только поэтому им не пришлось испытать самого страшного. А бедняги голодали, и беспризорничали, и теряли близких… Хорошо во все времена живется исключительно ворам всех мастей, а подавляющее большинство оказавшихся в те годы в Ташкенте ворами не были.

Вот и три Моисеевны пережили такое, что страшно вспоминать. Откуда только в женщинах берутся силы падать, подниматься и идти дальше, да еще и строить новый мир на обломках старого?

Только сейчас, в старости, начинаешь понимать тех, кого уж нет. Понимать и расспрашивать. Хорошо, что еще есть кого расспросить. Лору Осадчук, чья память и наблюдательность намного превосходят мою.

Интересно, что все три Моисеевны жили во втором подъезде: одна на первом, две — на втором этаже.

Полина Моисеевна работала в Гидрометслужбе. Закончила Харьковский гидрометеорологический институт (я и не знала, что в СССР таких было два), который во время войны эвакуировали в Ашхабад, а после перевели в Одессу. Была начальником отдела гидрометеоежегодников. Это не архив. Это анализ погоды текущего года на основании результатов предыдущих. В войну приходилось облетать озера и водохранилища на предмет безопасности.

В дом треста «Средазуголь» она попала после замужества. Ее муж, перспективный молодой специалист, получил там квартиру. Трехкомнатную, которая потом стала нашей. То есть не сразу. Эту квартиру обычно занимал начальник горной инспекции.

За 20 дней до начала войны к ним приехала погостить свекровь. Из украинского города Немирова. Привезла с собой перину и столовое серебро. Приданое сына. Единственная выжившая из всей огромной немировской семьи. Остальных сожгли в синагоге. Заживо.

Так что, можно сказать, повезло ей. Если это считать везением.

Когда война началась, муж Полины Моисеевны пошел добровольцем. Погиб почти сразу. Сгорел в танке.

В Ташкент хлынули эвакуированные. Тогдашний домоуправ Ваксер, редкостная, говорят, дрянь, немедленно подселил к Полине Моисеевне, ее дочери и свекрови 12 человек, целую огромную семью врача Лакшиной из Донбасса: ее муж и мужья сестер занимали высокое положение. Что уж говорить, если даже домработниц с собой привезли!