Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Интересно, что даже корейская кухня прекрасно сочетается с узбекской, можно сказать, это теперь тоже узбекская кухня, но с корейским оттенком, а уж корейские соленья — почти в каждом доме.

Мне очень жаль, что теперь я потеряла связь со многими друзьями-корейцами: кто умер, кто уехал… Но у меня в Ташкенте появились новые, чему я очень рада.

Крымских татар в Ташкенте было немало. С некоторыми я работала. С кем-то училась. Одна очень красивая дама жила в нашем доме и была женой главного инженера завода «Фотон». Заметьте: ее национальность не помешала начальству поставить мужа на немаленькую должность. Дама была очень милой и приветливой, мы никогда не говорили на темы переселения, да тогда я и не знала ничего.

Факт остается фактом: никого из моих знакомых крымских татар не притесняли никоим образом. Они учились в тех же школах и институтах, работали на тех же заводах и предприятиях, занимались в тех же кружках и студиях… Обычные люди. Среди обычных людей. Сейчас твердят, что их так угнетали, что они всеми силами стремились на родину. Может, они стремились на родину, потому что не могли жить без родины, а вовсе не из-за мифических угнетений?

И греки. Греков в Ташкенте было великое множество. Их ниоткуда не переселяли. Они были политэмигрантами. И паспортов у них не было. Только вид на жительство. По-моему, темно-синий. Но их дети учились в тех же школах и институтах. Ходили в те же спортивные секции и различные кружки. Они тоже были свои, совсем свои, и своими остались, даже когда уехали в Грецию, Македонию, уехали навсегда.

Высшим пилотажем было стричься у греков. Они прирожденные стилисты. Они прирожденные портные. У них врожденный вкус. Но это родители. А дети становились инженерами, врачами, химиками… защищали диссертации, женились на русских, узбечках, еврейках… Работали везде, кроме «почтовых ящиков» и картографических учреждений.

В селах и маленьких городах жили высланные понтийские греки. Вот с ними поступили крайне несправедливо и даже подло. Их высылали, отправляли в лагеря, их просто истребляли. Почему — непонятно до сих пор. Мне непонятно. В одном источнике упоминается о том, что причина депортации из Абхазии — «народно-хозяйственная». Она становится очевидной при знакомстве с материалами по подготовке к переселению, а также с событиями, последовавшими сразу за ним. Возросший интерес титульной нации Грузинской ССР к престижным прибрежным территориям Республики натыкался на препятствие: многие лакомые места уже были заняты.

Их всего-то и было 15 тысяч человек. Но вот помешали…

Я знала одного понтийского грека. И то жил он в Зеленограде. Греков давно реабилитировали, и Антип Колбазов работал со мной в одном НИИ. Был завлабом. Его родные вернулись в Грузию. Но шрамы, видимо, остались.

Уезжать греки стали в конце восьмидесятых. Поднялись разом и покинули ставший родным Узбекистан. Но связи с ним не потеряли. Иногда приезжают. Потому что свои.

Я с ностальгией вспоминаю о друзьях. Слава богу, многие живы. Но иных уж нет…

Зато все, кто еще здесь, помнят прекрасные времена, когда все были своими и никто не делился на нации. И никто не подчеркивал свою «особость» и свое превосходство. Когда никто не употреблял такое словосочетание, как «титульная национальность». Поскольку в Ташкенте была только одна национальность — ташкентец.

Посвящается всем потомкам хороших людей.

Сколько же я написала? Много… а горжусь вот чем: иногда, редко, но бывает, что находятся потомки тех людей, о которых я пишу. Это повод для гордости, потому что у достойных предков потомки, как правило, тоже люди достойные и порядочные.

Я не раз писала о своей (и мужа) преподавательнице истории Лидии Ивановне Суздальцевой, человеке редкого дарования. Преподавать в то время историю так, чтобы и предмет дать, и не впасть в идеологическую риторику, было, уж поверьте, нелегко. В Лидии Ивановне сочеталось все: красота, ум и талант историка. Мы оба вечно ей благодарны. Как-то меня нашел ее сын. И тоже поблагодарил. За память о незаурядной женщине и его матери.

А моя мама была вечно благодарна лучшему рентгенологу Республики Борису Николаевичу Калмыкову, буквально снявшему ее с операционного стола, где ей собирались отрезать часть, как тогда считалось, пораженного онкологией желудка. Он опроверг диагноз, велел маме раз в полгода делать рентген, и в конце концов выяснилось, что он прав. Мама поклонялась Борису Николаевичу, как божеству. Видите ли, в те времена врачи потому и назывались врачами, что думали о пациентах. А не о собственном самолюбии и не о собственном кармане. И всегда были готовы прийти на помощь. Независимо от званий, регалий, чинов, национальности… Ночь-полночь — прибегает мама к любому жившему по соседству профессору, и тот безропотно одевается и идет. Как профессор Буссель, например. Его сын и невестка живут в Израиле. Говорим иногда по «Скайпу»… А Борис Иванович еще и прекрасного ученика воспитал, Володю Чурсина, он с моей сестрой на одном потоке учился.