Татьяна Перцева - Город уходит в тень

Нина Алексеевна родилась в Кухино, полупоселке городского типа. Маму ее мачеха выдала за вдовца с сыном Василием. К этому сыну прибавилась еще целая орава детей. Поэтому Нина рано ушла из дома.

Закончила она педучилище, так что имела право преподавать в начальных классах, но с этим не получилось. Мест в школе поселка не оказалось, единственную свободную вакансию заняла дочь школьного завхоза, поэтому Нина сначала работала в Казахстане, а потом завербовалась в СМП — строительно-монтажный поезд. Помните фильм «Высота»? «А мы монтажники-высотники»… Такие поезда разъезжали по всей стране и останавливались там, где шли стройки. В общем, бродяги. «Наш адрес — не дом и не улица, наш адрес — Советский Союз»… Хотя Нина мечтала быть продавцом, поскольку считала молниеносно, пришлось работать отделочницей. Мало того, вытащила туда трех сестер, Олю, Алю и Катю, которые звали ее мамой.

В СМП, когда поезд стоял в Ярославле, она и познакомилась с будущим мужем Глебом Ягодкиным, крановщиком и мастером на все руки.

Осели они в Крюково. Каким-то образом Нина освоила бухгалтерское дело, стала учетчицей в ателье, а вообще меньше чем на трех работах не работала. Даже ночным сторожем на складе устраивалась. С Глебом они зарегистрировались только когда на горизонте замаячила та самая двушка. Впрочем, на количество метров это не повлияло. Квартирка была маленькой. Не знаю, как они все там умещались. К этому времени все сестры повыходили замуж и получили квартиры в таких же домах.

Насколько мне известно, жили Нина и Глеб довольно мирно. Он, конечно, выпивал и тот еще ходок был, но Нина не то что прощала, а не принимала во внимание. Потому что была неизмеримо сильнее характером, и муж прекрасно это понимал. Вероятно, это больно его задевало, но тут уж что поделать… Она действительно была сильнее. Вообще, я редко встречала таких сильных людей, как мужчин, так и женщин. Думаю, получи она настоящее образование и живи в другом окружении, стала бы видным государственным деятелем.

Я вроде как стала одной из семьи. Может, потому что так же искренне потянулась к ней.

Звонок. Открываю дверь. На пороге ее сын Юра.

— Вот, мама достала, велела вам тоже принести.

Индийский чай, колбаса, сгущенка.

— Юра, погоди, я сейчас деньги…

— Мама денег брать не велела.

И исчезает.

И снова звонок. И снова Юра:

— Мама сегодня пельмени делала, сказала приходить…

И исчезает.

Звонок. На пороге Юра:

— Гулять идем. На шашлыки. Там все будут. Мама сказала…

А еще была картошка. Самозахватные огороды. Теперь на тех местах многоэтажки. А тогда картошку сажали все. И трудились на огородах тоже все…

Какая-то безбрежная доброта и такая же безбрежная широта души.

Но дело даже не в этом. Вернее, не столько в этом.

Именно Нина Алексеевна сумела научить меня простой истине: делиться нужно всем, чем можно, и помогать всем, кому можно. Чем больше даешь, тем больше у тебя прибавляется. И что жить только для себя — плохо и бесполезно. И что милосердие и доброта — далеко не пустой звук…

Я так недолго ее знала. Так недолго.

Видно, и впрямь Богу такие нужнее.

В коридоре ателье стояла непонятно откуда взявшаяся чугунная ванна. Тяжеленная. Нужно было ее выдвинуть или вынести. Ну и, ясное дело, Нина Алексеевна в первых рядах. Как же не помочь?

Ее увезли в Солнечногорскую больницу с острым болевым приступом. Врач скорой поставил диагноз: аппендицит.

Не знаю, чем руководствовались врачи больницы, но операцию делать не стали. Я помню, как бегала по отделению, умоляла их сделать что-то и в ответ получала: вы кто? Родственница? Ну и не лезьте, мы лучше знаем, что делать.

Они знали. Они видели, как она умирает, и знали, что делают.

У меня сердце сжимается при мысли о том, как она сидела в палате и делала отчет по итогам работы ателье для вышестоящего начальства.

А они не сделали ничего. Совсем-совсем ничего. Просто убили.

Нина Алексеевна умерла в начале марта. Ей было 49 лет.

Ее похоронили на Алабушевском кладбище, положили в липкую, размокшую желтую глину.

Больше я никогда не была на ее могиле. Не хочу. Ее все равно там нет.

Я и так помню ее каждый день…

Я помню ее тепло и ощущаю некое родство с человеком, который действительно стал мне роднее родных.

Надеюсь, она видит нас и душа ее легка.

Все дети вышли в люди. Шестеро внуков, и правнуки есть. Все хорошо. Вроде бы.

Вот только Нины Алексеевны нет. И боль все равно не уходит.