Стоян Даскалов - Цветины луга

«А может все-таки кто-нибудь поможет Ицко? Он ведь не хотел поджигать! Он добро людям хотел сделать!»

Она замедлила шаги, глядя в высокое, равнодушное небо.

«Может быть, председатель! Дянко Георгиев ведь добрый человек!..»

Но вдруг спасительная нить оборвалась. Хорошо, она пойдет к нему и скажет: «Прошу вас, товарищ председатель, спасите Ицко!» Он ведь сразу спросит: «Кто этот Ицко? Кем он тебе доводится, что ты о нем так тревожишься?» А она что ответит? — «Один товарищ, прекрасный парень» — и только. Разве может она ему сказать, что их связывает… почему ее интересует именно этот парень. Мало разве хороших ребят на свете, так почему же Ицко — лучше всех? А председатель еще чего доброго начнет подтрунивать: «Эй, Яничка, уж не любовь ли это, а? Вот тебе и раз! Тебе бы еще впору в куклы играть, а ты уже любовь крутишь!» Дянко Георгиев — добрый человек, только он не поймет… Нет, ему она ничего не может сказать. Вот учительница Мара — та и без слов все поймет.

Учебный год позади, а для учительницы Мары этот год показался долгим, как жизнь.

Техникум, который должны были открыть в Орешце, решено организовать при заводе. И с полным основанием. Даже она, которая и слушать об этом не хотела, согласилась. Орешец уже был не тот. К тому же и детей в селе почти не осталось. Многие уехали вместе с родителями, а новые почти не рождались.

Приток детей в школу резко сократился, и пятые, шестые и седьмые классы пока держались только благодаря детям влахов. Раньше дома влахов можно было по пальцам пересчитать, а теперь их стало хоть отбавляй.

Первое время учителя роптали, потому что дети приходили в школу грязные, оборванные, приносили в школу болезни. Сами они почти не болели, а других заражали. Но постепенно они не только примирились с таким положением вещей, но перед занятиями мыли, стригли, причесывали своих питомцев, старательно обходили влашские семьи и сами приводили детей в школу и даже были им благодарны, потому что если бы не они, пришлось бы закрыть целые классы, а учителей уволить. Влахи сидели себе на одном месте, никуда не рвались, на завод работать не шли. Правда, они шныряли по окрестным и дальним селам и городам со своим товаром, но всегда возвращались домой, в село, и никуда их отсюда не тянуло. В свое время сельсовет предложил им переселиться в Добруджу, так они подняли такой гвалт, что небу жарко, и остались. А болгары разъезжались по городам, по стройкам, и село Орешец постепенно из болгарского села превращалось во влашское. Мара видела это и не раз поднимала об этом вопрос, где следует. Вот и сейчас она заявила об этом заведующему окружным отделом неродного образования.

— Я уже не говорю о том, что многие жители села уезжают с семьями в другие села и города, но за последние годы катастрофически снизилась рождаемость детей в болгарских семьях. А влахи размножаются, как кролики. Скоро учеников-болгар у нас вообще не будет.

— Не может быть! — удивленно поднял брови зав.

— Как не может быть, когда это факт. В пятьдесят седьмом году в Орешец в болгарских семьях не родилось ни одного ребенка, а у влахов — семь.

— А как в пятьдесят шестом?

— В пятьдесят шестом — одна девочка, в пятьдесят пятом — две девочки, в пятьдесят четвертом — мальчик и две девочки.

Заведующий задумался, подперев щеку ладонью.

— Значит, рождаемость падает с каждым годом. И к чему это приведет, как вы думаете? — спросил он Мару.

— Да я вот как-то на одной конференции говорила, что если так будет продолжаться, то лет через пятнадцать-двадцать те, кого мы называем «национальным меньшинством» — цыгане, турки, влахи станут «национальным большинством», и Болгария, как это ни странно, станет какой угодно, только не болгарской.

— Думайте, что говорите, товарищ!

— Это не я говорю, факты говорят!

— Бросьте вы ваш Орешец! Допустим, что в вашем селе дела обстоят так, как вы сказали, но, ведь восемь миллионов — это не фунт изюму. Болгарская нация уцелела во времена турецкого ига, как же может она погибнуть теперь, при социализме.

— Но если так получается?

— Слушайте, то, что вы говорите, мне не нравится. Это пахнет нехорошим уклоном.

— Как хотите, так и называйте, — сказала Мара, задетая словами зава. Я считала своим долгом вас уведомить о положении, вещей, чтобы вы приняли какие-нибудь меры.

— Ради этого я и приехал. Закроем в вашей школе все старшие классы, начиная с пятого. Дети будут ходить в заводскую школу. А вам я советую держать при себе свои мысли относительно рождаемости и судеб Болгарии. От них веет антипартийностью.