Андрей Шляхов - Главврач

Алик был так же далек от культуры, как Чукотка от Москвы. Далек во всех смыслах — сморкался при помощи двух пальцев, писал с ошибками, книжек не читал, его знакомство с музыкой ограничивалось блатными песнями, а знакомство с изобразительным искусством — порнографическими фотографиями.

— Закрой рот, а то желудок простудишь, — посоветовал Лешка. — Я тебе сейчас все объясню. Брат матери Алика женат на племяннице нашего великого земляка…

«Великим земляком» Лешка называл президента Узбекистана, который родился и вырос в Самарканде.

— Помнишь, как Алик исчез в восемьдесят девятом? — продолжал Лешка. — Он говорит, что родственник ему в Ташкенте хорошую работу дал, когда первым секретарем ЦК стал, но я подозреваю, что было не совсем так. Скорее всего, Алика все же закрыли, потому что такие слухи на пустом месте не возникают, но родственник его из тюрьмы выдернул и к делу пристроил. Алик быстро в гору пошел, большими делами начал ворочать, но потом расклады изменились и его отправили в Москву, вроде как в почетную ссылку. Ты к нему со всем уважением подойди и он тебе не откажет.

С уважением — так с уважением, тем более что проблема стоила хорошего обеда в ресторане «Узбекистан». Как и предписывалось установками восточного этикета, о деле Константин заговорил после того, как были обсуждены все новости и перемыты косточки всем знакомым.

— Г…но-вопрос, — сказал Алик, выслушав просьбу. — Пресса-х…сса — это моя сфера. Завтра напишу ребятам в Париж, чтобы выслали и прайс-листы, и контакты нужных людей.

— Ну, наверное, те, кто работает с посольством, не захотят иметь со мной дела… — подумал вслух Константин.

— Как не захотят? — хохотнул Алик, хлопнув по столу обеими ладонями. — Еще как захотят! Денег мало не бывает!

И ведь не обманул, добрая душа, и волынку тянуть не стал — через день прислал всю необходимую информацию, правда — на узбекском языке. Но Константин разобрался, чай не «Алпамыша» [39] Узбекский народный эпос. переводить. Самым ценным были не расценки, а контакты французских журналистов, снабженные перечнем контор, с которыми они сотрудничали.

Порадовавшись тому, как сильно облегчило коммуникации наличие интернета, Константин набросал черновик письма, перевел его на английский и отдал на вычитку соседке-пенсионерке, посвятившей жизнь преподаванию инглиша в средней школе номер 453. Не к Нике же обращаться, в конце концов!

По поводу бывшей жены Константин решил следующее — живых денег ей не давать, а оплачивать крупные покупки дочери, расходы на репетиторов и все такое прочее. Но оплачивать без участия Ники, чтобы к ее загребущим рукам ничего не прилипало. Нужен новый комп? Давай купим его вместе. С репетитором нужно расплатиться? Дай ему мой номер, пусть звонит. Вот только так, и никак иначе. Если человек не видит и не помнит добра, то с ним лучше вообще не иметь дела.

Из пятнадцати адресатов откликнулись двенадцать, что Константин счел добрым знаком — можно будет поторговаться. После первого базара отсеялось четверо, после второго — пятеро, а из оставшейся тройки Константин выбрал того, кто отвечал быстрее остальных и запрашивал меньше всего. Но и двух других с крючка спускать не стал, написал, что выйдет на связь, когда придет время действовать. Запас, как известно, карман не трет.

Самого вменяемого журналиста звали Дамьеном Готье. Судя по присланному им перечню публикаций, Дамьен был известным и востребованным акробатом пера. За большое интервью с фотографиями в газете «Либерасьон» он запросил полторы тысячи евро. Дорого, но Франция вообще недешевая страна, тираж у газеты под сто пятьдесят тысяч, и другие кандидаты хотели получить больше. Договорились встретиться в феврале 2006 года, когда у Константина был запланирован отпуск. Поездочка влетала в копеечку, хорошо, что не на пик туристического сезона попал, а наоборот, на затишье, но что поделать? По переписке дела не сладишь — Дамьен хотел видеть клиента и оригиналы его документов, а Константин, в свою очередь, хотел видеть того, кому он платит деньги. Да и в Париже побывать хотелось, а то ведь со всеми этими делами, он кроме южных морей да Самарканда никуда не ездил.

Разумеется, одним интервью дело ограничиться не могло. Возникший интерес публики нужно периодически подогревать, так что в год должно выходить не менее двух-трех материалов о мытарствах несправедливо осужденного Доктора Живаго (такое прозвище дал Константину Дамьен). Опять же — поездочки. Может понадобится с плакатиком около здания суда несколько дней простоять. Мама дорогая… Но, раз нужно — так нужно. Да и адвокаты говорили, что большая шумиха может побудить суд рассмотреть дело вне очереди. «Париж стоит мессы, [40] «Париж стоит мессы» («Париж стоит обедни») — крылатое выражение, приписываемое Генриху Наваррскому в связи с его решением в 1593 году принять католичество, чтобы стать королем Франции под именем Генриха IV и основать династию французских Бурбонов. основная литургическая служба в латинском обряде Римско-католической церкви. Мессой называется основная литургическая служба в латинском обряде Римско-католической церкви. До получения французской короны Генрих Наваррский был лидером гугенотов (французских протестантов-кальвинистов), которые мессу не признавали. а дело стоит прессы», сказал себе Константин и порадовался тому, что Дамьен отсоветовал ему связываться с телевидением. «Это безумно дорого, — написал француз, — и настолько же бесполезно, потому что после одного или двух появлений вас никто не запомнит. Другое дело, если вы совершите что-то выдающееся, о чем будут говорить во всех новостных программах, например — совершите самосожжение у здания суда в Страсбурге». Журналист-юморист, шутник хренов!