Андрей Шляхов - Главврач

— Ты ведь мне сам говорил когда-то, что не стоит разжигать погасшие костры! — упрекала Ника. — Но сразу же после этого изнасиловал меня прямо на столе! А сейчас пытаешься разжечь снова! Зачем ты меня мучаешь?! Зачем?! Зачем?!

— Не изнасиловал, а просто проявил инициативу, — возразил Константин. — Ты не же отбивалась, а совсем наоборот.

— Все равно с моральной точки зрения это было насилие! — не унималась Ника. — Ты пытался утвердить надо мной свою власть! Хотел раздавить во мне человека!

Слова, слова, слова… Полемика с бывшей женой часто вызывала из памяти гоголевское: «Ей-богу, Иван Иванович, с вами говорить нужно, гороху наевшись». [36] Николай Васильевич Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Зацепившись в детстве взглядом за это предложение, Костик долго не мог понять — почему именно гороху надо наесться, а не галушек или не борща? Потом осенило — чтобы пуками на все возражения оппонента отвечать, поскольку большего он не достоин. Действенный способ, только больно уж неприличный.

С Никой было нервно, а вот с Ритой было сложно и неоднозначно. На общем фоне злых, а то и вовсе яростных мыслей «ну как она могла?» и «вот же мразь!», нет-нет да проскакивали яркими вспышками воспоминания о том, как им было хорошо вместе. Было. Было. Было. Но прошло. Однако, несмотря ни на что, вспомнить приятно.

Константин держал руку на пульсе — наблюдал и за Кассией Иудовной, и за медсанчастью, и за всем заводом в целом. Не по пятам ходил, разумеется, а просто следил за тем, как развивались события. Какую-то информацию по старой памяти подбрасывали свои люди в верхах. Пусть теперь это были обрывки да намеки (спасибо и на этом!), но при их совмещении с теми слухами, которые курсировали вокруг завода, складывалась более-менее внятная картина.

В мае 2005 года завод закрылся, но медсанчасть продолжала работать. Рите удалось осуществить то, что собирался сделать Константин — приобрести магнитно-резонансный томограф и открыть косметологическое отделение, начинка которого в совокупности стоила дороже томографа. Впрочем, то была не ее заслуга, она же покупала не на свои, добытые ловкостью ума и напряженными усилиями, а на то, что ей давали хозяева. Приватизацией завода и всего, что ему принадлежало, включая медсанчасть, дом культуры, стадион и подмосковный санаторий, занималось некое ЗАО «Ерортмас», принадлежащее кипрской инвестиционной компании Gikor International Group, контрольным пакетом акций которой владела супруга московского мэра Надежда Тистрова. На месте завода и примыкавших к нему мелких предприятий, вроде фабрики по фасовке поваренной соли, должен был раскинуться жилой комплекс премиум-класса «Надежда» с самым большим в Европе торговым центром «Надежда» и сорокаэтажной гостиницей «Надежда» (дедушка Фрейд сказал бы по этому поводу, что столь настойчивое стремление к увековечиванию собственного имени порождено неуверенностью в завтрашнем дне и оказался бы совершенно прав — как только мэр, казавшийся всесильным и бессменным, слетел со своего высокого поста, бизнес его выдающейся во всех отношениях супруги начал съеживаться да рассыпаться).

— Надежда — мой компас земной! — напевал Константин, проходя или проезжая мимо заводских владений. — А удача — награда за смелость! [37] Сергей Тимофеевич Гребенников, Николай Николаевич Добронравов, «Надежда».

Удачей теперь считалось то, что можно будет получить по решению Европейского суда по правам человека. Окончательно настроившись на эту затею, Константин подвел примерный баланс.

Двести тысяч рублей на запуск. Пусть будет двести пятьдесят, с запасом.

За сопровождение много не возьмут. За что там брать-то? Ладно, положим тридцать тысяч в год, вместе со стоимостью телефонных разговоров. Должно хватить. Нет — пусть уж будет пятьдесят! Закладываться нужно с верхом — лучше пусть останется, чем не хватит. И настраиваться нужно на десять лет, так будет правильнее. В сумме получается полмиллиона.

Когда дело дойдет до рассмотрения, тут уж непременно придется раскошеливаться за присутствие адвоката в суде и прочие хлопоты. Но вряд ли на это потребуется более двухсот пятидесяти тысяч. Значит, в целом, юристы обойдутся в миллион. В худшем случае, при десятилетней проволочке. Немало, но посильно. В качестве в качестве компенсации материального ущерба, иначе говоря — за потерю дохода, получаемого в должности главного врача, Константин намеревался потребовать десять миллионов рублей, а моральные страдания оценивал в три миллиона. Вообще-то сначала оценил в пять, но Юрий, с которым Константин обсуждал детали (надо же на каком-то постороннем-независимом юристе сначала все обкатать) порекомендовал ограничиться тремя. И то, сказал, надежды мало, поскольку хорошие суммы обычно присуждают тем, кто длительное время провел в заключении, да еще и подвергался пыткам. Также Юрий посоветовал включить отдельным пунктом компенсацию судебных издержек. Константин замахнулся на полмиллиона, но Юрий объяснил, что круглые суммы вызывают недоверие, лучше пусть будет четыреста восемьдесят пять тысяч, так достовернее. До копеек опускаться не стоит, но и на сотни скруглять нельзя.