Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Спектакль прошел вяло, слушателям пьеса не понравилась. А на следующий день в «Новом времени» появилась небольшая рецензия Беляева следующего содержания:

«Вчера на сцене Александринского театра шла пьеса известного украинского деятеля Винниченки. Из предварительного интервью, помещенного в одной из петербургских газет, мы узнали, что пьеса эта написана по-украински, называется “Брехня” и переведена самим автором на русский язык под названием “Ложь”. Мы внимательно ознакомились с этим иностранным произведением, вникли в его содержание, в сценические достоинства, в напряженность драматического действия – и горячо советуем автору спешно перевести свою “Брехню” с русского языка обратно на украинский».

На наших ночных собраниях часто бывали – проф. Пиленко 121 121 Александр Александрович Пиленко (1873-1956) – правовед, специалист в области патентного и авторского права. Сотрудничал с газетой «Новое время». После революции в эмиграции, в Париже. Работал в русском отделе юридического факультета Парижского университета. Занимался научной публицистикой, журналистикой. , ведший отдел Государственной Думы; художник Кравченко 122 122 Алексей Ильич Кравченко (1889–1940) – художник. График, живописец, иллюстратор. ; карикатурист Боб, умевший в нескольких штрихах дать блестящий рисунок; передовик по вопросам внешней политики Егоров 123 123 Ефим Александрович Егоров (1861–1935) – журналист. Секретарь журнала «Новый путь», сотрудник «Новое время». После революции в эмиграции. , писавший свои статьи в строгом «великодержавном» стиле. Велись беседы и споры на политические или литературные темы. Говорили о новых авторах, о книжных новинках.

Как-то раз группа сотрудников оживленно обсуждала вопрос, действительно ли Соллогуб в своем «Мелком бесе» в лице Передонова создал новый тип, не существовавший до тех пор в русской литературе. Возле этой группы в кресле сидел Юрий Беляев и с безразличным видом слушал, что говорят.

– Юрочка, а какого ты мнения о Передонове? – обратился к нему один из собеседников.

– А кто это такой?

– Как кто? Разве ты не читал «Мелкого беса»?

– Нет.

Затем разговор перешел на других авторов. Заговорили о Мережковском, о трилогии, о других его книгах.

– Юрочка, а какого ты мнения о «Юлиане Отступнике»? – снова спросил Беляева тот же сотрудник.

– Никакого.

– Да что ты? Неужели и это не читал?

– Нет.

– Так ты, брат, видно ничего вообще не читаешь!

– Ну да. А к чему мне читать, когда я сам пишу?

Помимо литературных и политических тем ночные беседы сотрудников часто касались вопроса чистоты русского языка в современной печати. Обсуждалось применение слов иностранного происхождения, говорилось о возможности замены их русскими.

Этот последний вопрос – о засорении языка иностранными словами – часто поднимался и на официальных редакционных собраниях с участием главного редактора и его помощника Мазаева. Конечно, мнения сильно разделялись. «Западники», в роде профессора Пиленки, отстаивали иностранную терминологию, сознавая, что, если бы не было иностранных слов, не было бы и русских профессоров; «Славянофилы» же, в роде Д. Н. Вергуна 124 124 Дмитрий Николаевич Вергун (1871–1951) – общественный деятель, журналист, поэт. Панславист. Издавал журнал «Славянский век» в Вене (1900-1905). Работал в газете «Новое слово». Военный корреспондент во время Первой мировой войны. С 1921 жил в Праге, преподавал русский язык и славяноведение в высших учебных заведениях. В 1940 переехал в Югославию, затем в США. , требовали применения русских и западнославянских корней.

Крайние предложения этих филологических славянофилов оказывались мало приемлемыми. Например, заменить «галоши» «мокроступами». Но часто их мнения принимались во внимание. Особенно любили они ссылаться на Даля, который уже давно предостерегал русскую интеллигенцию от излишних языковых засорений и предлагал целые списки народных слов, могущих вполне заменить иностранные. Так, Даль, советовал ввести вместо «атмосферы» – «мироколицу», вместо «инстинкта» – «побудок», вместо «канделябра» – «свечник», вместо «портьеры» – «завес», вместо «диагонали» – «долонь», вместо «эхо» – «отгул».

Разумеется, ни отгул, ни мироколица, ни побудок, ни долонь не могли заменить установившуюся старую терминологию. И «Новое время» на это не претендовало. Но изредка наши попытки достигали успеха. Например, слово «здравица», которое мы стали употреблять в газете вместо слова «санатория», приобрело среди публики и даже в официальной терминологии право гражданства.