Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

И западная Европа, действительно, подобный советский экспортный товар получила. Даже без пошлины.

Кто теперь может здесь поднять голос против своей рабочей диктатуры с советским штампом? Кто, кощунственный, смеет заменить диктатора на его высоком посту, когда он, непреклонный, всесильный, отказывается убирать сор на улицах? Кто осмелится без него пустить в ход паровоз? Или доставить адресатам завалявшиеся на почте письма? Или выпечь хлеб для нуждающихся и продавать его в булочных? Функции диктатора-рабочего священны, как прерогативы монарха. Его жалованье неприкосновенно, как цивильный лист Императора. И во имя его блага, ради его священных войн, которые он ведет с работодателями, все в стране должны терпеть, страдать, переносить лишения, не имея даже возможности со своей стороны поднять восстание во имя свободы.

А ко всему этому – к захвату власти пролетариатом и к появлению на мировой арене самостоятельных камбоджцев, вьетнамцев, туарегов, берберов, рифян – еще один новый фактор, тоже обещающий преобразовать нашу цивилизацию на новых началах: атомная бомба. Притом, водородная.

Уже давно слышатся западные опытные взрывы в Неваде. Им в ответ – восточные опытные взрывы в Центральной Азии. Под эту культурную перекличку Востока и Запада – конференции. Беседы о разоружении, совещания в ООН, в Совете безопасности. Встречи больших четырех, девятнадцати средних, двадцати девяти малых…

И все напряженно ждут чего-то.

Казалось бы, в какую чудесную сказку могла превратить нашу жизнь благодетельная техника, не требующая от нас ни глубокой морали, ни излишнего художественного вымысла, ни религиозных суеверий и страхов. А, между тем, нет до сих пор этой сказки. Нет покоя измученной позитивной душе. Исчез отживший страх перед несуществующим Богом, – зато страх перед атомом гложет сознание.

Цивилизованный человек хорошо знает теперь, после недавней войны, как машина бывает ужасна в гневе. Она своими материнскими дарами и ласками может создать рай на земле. Но она же, в порыве ярости, готова довести человечество и до страшного земного суда.

И, действительно, страшным может быть ее последний суд, приговаривающий к геенне огненной и к скрежету зубовному всех людей без разбора. Начаться эта мистерия всеобщего разрушения и смерти может неожиданно, внезапно, при всеобщем неведении дня и часа: и под покровом ночи, этой испытанной союзницы всех убийц и грабителей, и при утренней улыбке стыдливой зари, и в полуденный разгар торжествующей жизни, и в нежный вечер томительных сумерек… Там, наверху, в прозрачной дали небес, где когда-то стоял Божий трон, где, отгоняя от себя духов тьмы, ангелы пели о земном мире и человеческом благоволении, – неожиданно появятся новые небожители: не духи, не люди, нечто после божественного создания мира заново созданное. Материя одухотворенная без души, гений мысли без мышления, неумолимое знание цели без сознания.

И послышится, как дьявол поет свою славу в вышних.

Блеснет в небе ослепительное человеческое солнце. Предсмертным громом ответит снизу земля. И гигантский неподвижный катафалк из багрово-черной ткани газов и дыма распластается над сотнями тысячей бывших живых, только что позитивно думавших, только что утилитарно чувствовавших, только что поклонявшихся себе и своему величию в содружестве с богоносной машиной. И сколько таких атомных солнц над главными средоточиями цивилизованной жизни, над пышными городами, над столицами бывшими когда-то великими!

Несколько мгновений, как при усовершенствованной казни, и все обратится в исторический сор, в культурную пыль, в тесто из человеческой крови и раздробленных костей, круто замешанное бетоном и сталью.

И что будет потом, со всеми оставшимися, уцелевшими сначала от мирного большевицкого рая, a затем от военного большевицкого ада? Одичавшие толпы, лишенные своих столиц, городов и жилищ, утерявшие все главные свои заводы и фабрики, источники и центры механической силы, пути сообщения и средства передвижения, – возобновят эпоху древнего великого переселения народов. Над виновниками войны с обеих сторон начнутся уже не нюренбергские суды, а самосуды на местах. В Париже, в Лондоне, в Москве, в Вашингтоне будут перевешаны все командующие земными и воздушными армиями, все президенты, короли, королевы, министры иностранных дел, министры тяжелой промышленности, труда, просвещения и даже изящных искусств. За военными преступниками будут охотиться уже не отдельные добровольные сыщики предыдущей войны, а само население целиком, вооруженное рычагами разбитых машин и откопанными в грудах фабричных развалин приводными ремнями, чтобы на них вешать виновных, из-за небывалой дороговизны веревок.