Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Однако, разумеется, помимо подобных переселений были и другие обстоятельства, особенно развившие человеческий интеллект. Прежде всего, – сравнительно с окружающими животными малая приспособленность к борьбе за существование. Особых специальных органов самозащиты у человека не было; он физически не являлся ни самым сильным существом среди других, ни самым ловким, ни самым быстроногим. Специфическими органами самозащиты могли гордиться перед ним и электрический скат, и еж, и кабан, и буйвол и даже вонючий хорек. Точно также не обладал первичный человек и особенной изощренностью органов чувств. Он никогда не достигал тонкости обоняния собаки, зайца, оленя. В улавливании звука был неизмеримо ниже летучей мыши, которая на большом расстоянии слышит шум полета маленьких ночных бабочек, или степной лисицы, слышащей передвижение по песку ползущих вдали жучков. В остроте зрения оставался он позади многих ночных хищников, не говоря уже о птицах.

И в тех сторонах жизни, которые связаны с развитием инстинкта, человек тоже был далеко не впереди остальных соседей на земле. Пользуясь готовыми пещерами, не научился он рыть подземные галереи с особыми камерами, подобно медведкам; в создании жилища никогда не достигал совершенства муравьев, устраивавших особые помещения для хранения провианта и содержания тлей, или роскоши термитов, снабжавших свои постройки особыми сводами для вентиляции воздуха. Не дошел он даже до мудрости кротов, выкапывавших в своих подземных ходах особые колодцы-цистерны.

И в социальном инстинкте первичный человек не проявлял ничего выдающегося. Он мог видеть, как, соединяясь в огромные массы, пчелы строят свое благополучие; мог наблюдать, как сообща трудятся муравьи, распределяя между собой трудовые повинности. Точно также не обнаруживал он определенных семейных инстинктов. На его глазах птицы умеренного климата – сороки, аисты, ласточки, воробьи, голуби – жили парами; птицы экзотического происхождения – петухи, страусы, казуары – наоборот, не создавали семьи; а у человека определенного семейного образа жизни не было. Люди иногда жили семьями, как обычно живут гориллы, жили и общинами-стаями, как это делают шимпанзе. Семейное начало, по всей вероятности, преобладало у человека в периоды холодов, когда ледники загоняли его в пещеры, способствуя моногамическому образу жизни; межледниковые же периоды выводили людей на открытые стоянки и своим теплом способствовали экзотическим свободным общениям.

Таковым, в общем, было положение первичного человека в окружающем его органическом мире. Нельзя сказать, что положение это делало его пасынком земной природы. Но нельзя также говорить, что он проявлял тогда качества будущего повелителя всего живого на земле, на воде и в воздухе. Казалось бы, судя по внешним признакам, никакой особенной карьеры на земле человеку сделать не удалось бы. Естественно, первенство должно было выпасть на долю животного или самого сильного, природно-вооруженного, или самому организованному в смысле общественном, или самому богатому полезными для жизни инстинктами.

Но подобное срединное положение человека оказалось, в конце концов, для него выигрышем. Бессознательно поставив ставку на интеллект, он мог развивать его свободнее, чем многие другие существа. Если бы, проявив в себе эволюционный порыв, человек вооружился рогами, или электрическим приспособлением ската, или клыками кабана, или кооперацией муравьев и термитов, – его умственная деятельность, как у большинства животных, постепенно перешла бы в свою омертвелую форму – инстинкт.

Ведь ограниченность буйвола именно в главном ее достижении – в рогах. А жалкая дикость вепря – в клыках. Буйволу, полагающемуся на свою телесную мощь, никогда до скончания веков не выйти из круга буйволиных возможностей. Серна всегда будет эволюционировать только в сторону легкости бега. И муравьи, добившиеся искусства сложных работ и разделения функций, никогда не выйдут из однообразия механизированых навыков.

Все эти специфически приспособившиеся живые существа уже не имеют никакой будущности в смысле развития интеллекта. Их можно сравнить только с узкими специалистами нашего цивилизованного общества, которые в своих профессиях тоже вырабатывают автоматизм действий, составляющих основу в образовании инстинкта. Всякий специалист, механизируя свои функции, понижает у себя живость и остроту интеллекта. И если так происходит с муравьями, пчелами и термитами, то так несомненно происходит и с фабричными рабочими, с бухгалтерами и даже с профессорами высшей математики.