Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Точно такое же недоверие к уму выказывает и эстет-модернист Оскар Уайльд, не признающий выводов «мещанской» науки. Он порицает литературный реализм, выросший на основах положительного научного знания. «У реалистов есть только один небольшой уголок мироздания, в котором они копаются как ученые со своим микроскопом». Реальный мир вообще не важен: чтобы быть ценным, он должен быть преображен творческой фантазией поэта.

Таким образом у Уайльда ложный вымысел гораздо выше жизненной правды. Только ложь возводит человека на высоту истинного познания. И эта уайльдовская ложь находит родственный отклик у другого модерниста – Кнута Гамсуна, объявившего истинным фактором проникновения в сущность мира и жизни – «безумие». Безумие в «Мистериях» Гамсуна освобождает человека от оков мещанства и делает его совершенно свободным.

Не трудно понять, куда должен был пойти модернизм в своем дальнейшем развитии после такой яростной атаки на «мещанство» и после такой упорной защиты свободы человеческой личности. Сверхчеловек Ницше и Ибсена, ложь Уайльда и безумие Гамсуна должны были принести свои плоды. И эти плоды мы видим у Шницлера, у Октава Мирбо, у Пшибышевского.

Борьба с мещанством и неограниченная свобода Шницлера приводит к любованию и возвеличению чувственной природы человека. Для людей, освобожденных от всяких условностей, вся жизнь – только игра. И правда и ложь сплетаются вместе. Наслаждение – главная цель «Анатоля». В смене таких ощущений – высочайшее, глубочайшее откровение…

Октав Мирбо идет еще дальше в любовном созерцании порочных сторон нашей природы. Преступление притягивает к себе «индивидуалиста», дает широкое поле действия гордой личности, завоевавшей свободу. Индивидуалисты становятся здесь как бы жрецами утонченного разврата, опьянения, садизма. Создавая свои мрачные типы, Мирбо пытается принять позу обличителя нравов, созданных недостатками современного буржуазного общества. Но этот протест против общества у него более искренен, чем осуждение своих героев-преступников. К этим сильным личностям он совсем благосклонен. Да и как же иначе, если, по его мнению, «церковь, правительства, науки, печать, искусство – все это только разные виды спекуляции»?

Точно так же рассматривает культурные духовные ценности и Пшибышевский, для которого сладострастие, садизм и извращения являются естественными свойствами освобожденной души. По его мнению, Злой Бог дал нам все лучшее земное до Христа; он вел нас по верному пути инстинктов, жизненной радости, опьянения. Добрый же Бог – Христос все это возненавидел и остановил развитие человеческой личности. Что же касается науки, то она не имеет никакой ценности, ее мозг – для «плебеев». На все вопросы может ответить только душа, которая есть «голая индивидуальность».

Таким образом, после исчезновения романтизма и упадка реализма, вот перед какими литературными богатствами оказался лицом к лицу наш гордый и великий XX век. Хотя ознакомление с классиками, романтиками и реалистами продолжалось своим чередом, однако властителями дум оказались они – модернисты. Своим раскрепощением личности от моральных условностей при помощи порока, опьянения и сладострастья вызвали они в обществе интерес к полицейским, авантюрным романам и к порнографической литературе, достигшей своего завершения в нынешнем нигилистическом экзистенциализме. Проповедью творческой лжи и безумия довели символизм до загадочных форм изложения, до превращения своих произведений в шарады и ребусы, и докатились, наконец, до футуризма, превратившего литературный язык в мычание, ржание и хрюканье.

Конечно, параллельно с этим продолжала существовать и достойная литература, продолжавшая традиции прежнего времени. Но былой творческий пафос исчез, усталость охватила область художественного слова и вымысла. Роман на вечные темы для современного общества стал пресным, ненужным. Чтобы получить одобрение публики, он должен удовлетворять не чувство прекрасного, а любопытство. Исторические сюжеты, романсированные биографии, исключительные положения героев в экзотических странах, в снегах дальнего севера…

А в России с начала столетия настоящий художественный роман исчез, разбившись на блестящие осколки рассказов Чехова, Горького, Бунина. Затем, при грохоте революции вождь футуризма Маяковский победоносно въехал в Москву, сидя задом наперед на белом коне. И величайшая российская литература окончилась на русской земле, превратившись в одну из отраслей советской тяжелой промышленности.