Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

– Вы в России кем были, Петр Николаевич?

– Присяжным поверенным.

– Ага… А в Смедереве?

– Преподавателем музыки.

Он долго рассказывает про свою работу в сербской гимназии. Ученики, которых он обучал пению, очень любили его, но очень слабо пели, что приводило Петра Николаевича в отчаяние.

– Никак не мог приучить их, чтобы они не держали нот вверх ногами, – сокрушенно говорит он. – Одно время даже думал бросить все, заняться сербской адвокатурой, но, к сожалению, не вышло. А оправдать по суду любого смедеревца все-таки гораздо легче, чем научить его петь.

Однако, по словам собеседника, было во всем этом горе и кое-какое утешение. В Смедереве Петр Николаевич, как преподаватель пения, пользовался большой славой: к нему часто обращались за помощью даже в тех случаях, когда у детей заболевало ухо или горло, а однажды из соседней деревни, проведав об удивительном «русе», притащилась старуха с просьбой исцелить глухонемую дочь.

Затерянный, одинокий, никем не понятый в музыкальном отношении, Петр Николаевич выписал из Загреба миниатюрную фисгармонию, так как пианино или, тем более, рояль не по карману, и по вечерам играл у себя в квартирке произведения русских авторов. Фисгармония была чрезвычайно короткая: всего на три с половиной октавы. Но, к счастью, Петр Николаевич женат. И, когда при гостях ему приходилось играть прелюд Рахманинова, жена становилась сбоку, и прелюд исполнялся: муж добавлял голосом недостающие у инструмента ноты на басах, жена восполняла верхи, а гость – добродушный сосед, содержатель кафаны, похлопывал хозяина по плечу, похваливал:

– Эх, брат, эх! Люблю я народные русские песни!

Первая наша остановка – Куманово, небольшой македонский городок стиля маседуан 224 224 Фр.: macedoine – по-македонски, т.е. всякая всячина, пестрота; обычно – название десертного фруктового салата. , в котором перемешаны старые турецкие постройки с мещанскими современными домами, и на улицах которого голые темнокожие мальчишки чередуются с изысканными джентльменами в розовых галстухах.

В этой стране до сих пор по старой традиции далеко не спокойно, несмотря на энергичные меры, предпринятые сербскими властями. Разбойники – «качаки» – вблизи границ Болгарии и Албании совершают нападения на страну, грабят путешественников, терроризируют население местностей, удаленных от административных центров.

Недавно, например, к одному сельскому священнику в Македонии приехал из Америки сын. Качаки украли этого молодого человека и потребовали от отца выкуп в размере тысячи золотых «наполеонов». Удрученный священник отправился в горы, узнал от пастухов, где находятся качаки и пробрался к ним, чтобы поторговаться. Качаки приняли священника довольно любезно, но размер выкупа уменьшить отказались, ссылаясь на всеобщую дороговизну. И только когда отец рассказал, что сыну крайне необходимы деньги на предстоящую свадьбу, согласились уступить сто «наполеонов», чтобы молодым было на что повеселиться.

Уходу в качаки много способствуют кроме личных склонностей к этому благородному занятию, и причины политические, а также обычай кровавой мести, до сих пор сохранившийся в Македонии во всей своей идеологической и практической прелести. Около албанской границы, на берегу Охридского озера, какая-то теплая семейка, состоявшая из пяти братьев, отобрала у одного арнаута 225 225 Албанец. землю и заставила владельца бежать в горы. Выждав удобного случая, обиженный убил двух братьев из пяти и превратился в профессионального качака. Тогда оставшиеся в живых три брата сговорились, что младший из них за 200 «наполеонов» убьет убийцу. Однако, сам младший брат решил не брать на себя трудности отыскания убийцы: он выгодно передоверил убийство своему садовнику за 100 «наполеонов», с условием, что в доказательство совершенной мести тот снимет с убитого обувь и принесет ее своему доверителю.

Садовник дело сделал чисто: убил убийцу и принес его сапоги. Но 100 наполеонов, увы, не получил. Младший брат, желая полностью заработать 200 наполеонов, сам, в свою очередь, зарезал садовника и бросил его труп в колодец. И все кончилось бы хорошо, если бы не одно грустное обстоятельство: у садовника остался в живых взрослый сын, находящейся сейчас в Албании. Теперь этот сын выслеживает с гор, когда убийца его отца отойдет достаточно далеко от села, чтобы можно было его ухлопать. Но, говорят, у убийцы садовника тоже, в свою очередь, подрастает сын. И чем и когда окончится, наконец, это сложное албано-македонское кольцо Нибелунгов, – очень трудно сказать.