Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

– Вы много пьете спиртных напитков?

– О, нет. Очень редко и мало.

– Бросьте совершенно. А курите много?

– Да, порядочно…

– Ни одной папиросы больше!

Он присел к письменному столу и стал писать рецепт. На листке бумаги под его пером выросло довольно длинное произведение, вроде баллады.

– А теперь вы… – обратился он к Константину Яковлевичу. – Раздевайтесь!

Организм Шумлевича профессор признал никуда негодным. И сердце истрепанное, и почки дрянные, и печень набухшая, и подагра запущенная.

– Пить нельзя! – мрачно сказал он, взявшись за составление рецепта.

– Помилуйте, профессор… Но я без этого скоро умру!

– Все равно. Затем – прекратите курить. Ничего жирного. Ничего острого.

– Ох! – тяжко вздохнул Шумлевич.

Бережно спрятав рецепты в карманы, мы спросили Сиротинина, сколько должны ему за визит. Он с негодованием отказался от всякого гонорара, а когда мы стали прощаться, категорически заявил, что нас не отпустит, пока мы у него не пообедаем и не проведем вместе вечер.

Войдя в столовую, я поразился виду накрытого стола. Графинчик и бутылочки с сербской ракией, со сливовицей, с русской водкой – зубровкой, лимонной, перцовкой, простой белой. Вина – сербские, македонские, далматинские. Закуски разных сортов – маринованные грибы, фаршированные баклажаны с паприкой, сосиски в томатном соусе, тоже с паприкой…

– Ну, садитесь, господа, – весело потирая руки, начал профессор. – Вы сюда, вы – сюда… С чего начнем? С ракии, или с нашей отечественной? Хотите перцовки? – ласково обратился он ко мне.

– О, нет, – испуганно ответил я. – Перцовка обжигает… А кроме того, сами вы, профессор, только что мне говорили…

– Мало ли что говорил! Один раз не в счет. Ну, не хотите, тогда начните с зубровки. Выпьем, закусим как следует, a затем будет горячее…

Мы с Константином Яковлевичем ушли от Сиротинина около полуночи. И это возвращение до сих пор вызывает во мне жуткое воспоминание. Никогда в жизни со мной ничего подобного не было. Я шел посреди улицы, держа своего коллегу за руку, старался идти так, чтобы меня не качнуло ни вправо, ни влево. И мы оба – не то, чтобы громко, но и не особенно тихо – пели сербскую национальную песню «Тамо далеко».

Ну, бывало изредка, и раньше, и позже, – становился я в подобных случаях или излишне веселым, или слишком-говорливым. Иногда раскраснеюсь. Иногда суечусь… Но чтобы так – петь, да еще на улице, да притом ночью… Нет. Никогда.

Сербский период русской эмиграции заканчивался. Столица зарубежной Руси постепенно переходила в Париж, который впоследствии в свою очередь уступил подобное название Нью-Йорку. Было бы заманчиво в истории этой эмигрантской Руси Белград назвать Киевом, Париж – Москвой, a Нью-Йорк – Петербургом. Однако, вполне, серьезные основания для такой параллели едва ли можно найти. Правда, в Белграде, как и в Киеве, впервые появились в большом количестве Рюриковичи.

Правда, Париж стал немного напоминать Москву, когда воцарившийся в нем Милюков стал отбирать у разных удельных родственников политических групп их председательские колокольчики, а самостоятельную Е. Кускову 222 222 Екатерина Дмитриевна Кускова (1869–1958) – публицист, активный деятель революционного, либерального и масонского движений, прозванная оппонентами «вдовушкой русской революции». В 1922 г. по указанию Ленина была выслана за границу. Жила в Праге, затем в Женеве. Проповедовала идеологию «возвращенчества». , в качестве Марфы-посадницы, вместе с ее вечевым колоколом, водворил у себя в редакции. Правда и то, что русский Нью-Йорк по темпу жизни и по деловитости более всего похож на Петербург, особенно на нашу аристократию, старавшуюся, обязательно говорить по-английски…

Но все эти сравнения ни к чему. Так как в жизни культурных народов таких явлений, как Зарубежная Русь, никогда еще не было.

Это было несколько лет тому назад. Безвыездно живя в Белграде, я долго ждал случая совершить поездку по сербской провинции, посмотреть, как живут в медвежьих углах многострадальные русские беженцы.

И, вот, случай, наконец, представился. Правление одного культурно-просветительнаго общества, в котором я состоял членом, организовало поездку по Македонии с научными целями. Был выработан специальный маршрут, выхлопотан льготный проезд, и я попал в число экскурсантов.