Яна Жемойтелите - Счастье

Только Таня все равно в толк никак не брала, как же это она теперь останется с Галиной Ивановной. Она и прежде только ради Миши ее терпела, да и даже не ради Миши, а потому, что... ну просто терпела, и все! А теперь зачем все это терпеть? Ладно, пару дней они с Васькой перекантуются у свекрови, все лучше, чем в каморке у дяди Пети, а потом обязательно что-нибудь придумают. Можно, в конце концов, зайти в роно, объяснить, что так, мол, и так, жить больше негде, так что помогите найти работу с жильем и лучше бы где подальше...

Да и неудобно было перед Галиной Ивановной. Баба Галя походила на заработавшуюся ломовую лошадь, которая уже по инерции ходила целый день в жесткой упряжке и возила тяжести: ворочала на почте посылки, а дома дрова колола, тягала огромные баки с кипяченым бельем, однажды мешок сахара где-то раздобыла и принесла домой на плечах, Васенька сладенького захотел...

А куда делся папка, Васька только однажды спросил. Таня ответила: «Уехал», и больше он не спрашивал. Таня с получки купила ему деревянный грузовик с откидным кузовом. Галина Ивановна еще поворчала немного, что ребенку не грузовик нужен, а тепло и забота, Таня только отмахнулась — одет, накормлен, какого еще тепла-то недостает? А свекровь знай себе ту самую жуткую колыбельную каждый вечер Ваське напевает, Таня уже уши затыкала: «Галина Ивановна! Что ж вы не угомонитесь никак с этой колыбельной? Других слов, что ли, не знаете?» А Галина Ивановна всякий раз отвечала, что колыбельные детям поют не просто так, а чтобы к жизни сызмальства приготовить. Жизнь, она по-всякому складывается. Ты разве еще не поняла? Ну и дура.

«Сама ты дура», — мысленно отвечала ей Таня.

7.

Сына все-таки пришлось оставить свекрови. Уговорила она Татьяну насчет Васьки. Татьяна в городе не захотела остаться, приживалкой чувствовала себя у свекрови-то в доме. Миша еще пару раз порывался в гости зайти — его она тем более не хотела видеть. В общем, к новому учебному году нашла себе место в поселке, в интернате № 1. Хрущев дал команду побольше интернатов открыть по всей стране, чтобы дети с младых лет приучались к коллективу, а родители могли спокойно трудиться с утра до ночи, вот и открыли в поселке интернат.

Комнату Татьяне дали при интернате, обедать можно было в столовой, да и Васька под присмотром. В поселке учителей уважают. Правда, дети были не поселковые, свезли их сюда со всей республики — полусироты, брошенные при живых родителях. Многие на мир озлобленные, да Татьяне привычно. Она Ваську с утра в детский сад отведет, а сама — учеников учить математике, потом еще после обеда кружки всякие у них вела. В общем, жаловаться некогда было. Только вот самым беспризорным в итоге оказался Васька. До темноты на улице околачивался с местной ребятней, домой возвращался мокрый по уши, сапожки у него еще прохудились. Ну и простудился так, что посинел весь и плакать уже не мог — хрип один выходил из горла. Она ему еще эту колыбельную спела, потому что других не знала:

Курля шурля — голова лохматая,

Курлы шурлы — лапти подратые.

Спи, дитя, в своем ты месте,

Коли конь лихой на месте.

Поздно спохватилась Татьяна. Все думала: горячего молока выпьет, и выйдет простуда вон, а Васька на глазах угасал. Банки еще поставила — все без толку.

На руках в амбулаторию принесла, а там говорят: в город надо везти, в больницу. А на чем везти? Уговорила интернатского шофера: «Дядя Коля, умоляю, спасите. Вот пятьдесят рублей, все, что есть». Тот еще артачился, но все-таки свой газик завел и пятьдесят рублей даже не взял, хотя мог, и никто бы не осудил. Через час Васька уже в больнице был. Только не больно-то ему обрадовались: развели самодеятельность, направление где, анализы? Хорошо, дядя Коля вступился, докторшу за шею к стенке прижал. «Я, — говорит, — тебе сейчас ка-ак... Фашистка проклятая! Или взятку хочешь? Тань, пятьдесят рублей в зубы ей сунь». Испугалась докторша, в общем, засуетилась: что вы, что вы, какие деньги! — и быстренько Ваську в детское отделение оформила. По дороге домой Татьяне все вспоминался тот умрун из детской страшилки, и девочка-карелка вспомнилась, хотя все это еще до войны случилось. Но, видно, не напрасно принято детей пугать, а чтобы и впрямь были ко всему готовы...

Едут они. Фонарь из темноты колдобины на дороге выхватывает, а Тане все чудится, что сейчас вот-вот умрун на обочине появится в белом саване, машину попросит остановить...

— Дядя Коля, — даже попросила Таня, — ты... это... если кто в попутчики набиваться станет, ты даже не останавливайся.