— Ага, майор! По осени я его как-то в гардеробе застукала — стоял и шарфик нюхал. Ну, которая учительница духами поливается, есть тут одна такая, так вот он носом в ейный шарфик уткнулся и нюхал.
— Как?
— Носом так и тянул, что кобелина заправский. Вроде грех не велик, а...
— Да не может этого быть!
— А вот может! Ты дальше слушай. Сегодня в гардероб захожу, а он в углу стоит довольный такой и лыбится. Будто прямо счастье какое случилось. Только меня завидел — и к двери шасть, даже не попрощался. Я только заметила, что он боты в руках держит, а сам как есть в носках. А в углу чьи-то галоши остались, небольшие такие, дамские. Твои, стало быть. Дак этот кобелина в них ноги затолкал и стоял, значит, воображал, будто тебя имеет. Вот ведь нахал, ну ты подумай!
Подумать такого Татьяна никак не могла. Нет, даже если бы это не Борис Станиславович сделал, а кто-то другой. Социализм на дворе как-никак, товарищи. Это, может, при капитализме ноги в женские галоши суют, они же там все извращенцы, еще не то выделывают, но чтобы майор в советском интернате... Это просто не укладывалось в голове!
Тогда Татьяна решила тем же вечером в город сбежать, к Галине Ивановне. Не ходить же теперь одними дорожками с этим извращенцем! Да еще в этих галошах с мятыми задниками. Это же он будто не галоши, а ее саму помял, на всю школу опозорил. Был бы товарищ Сталин жив, он бы такого не допустил. Кому рассказать!
А бабушка-сторожиха и рассказала. То есть не просто рассказала, а заявление подала на имя директора, так, мол, и так, учитель в гардеробе занимался, научно говоря, онанизмом. Правда, она точно не знала, что означает это слово, поэтому так и написала, что застукала трудовика в гардеробе за онанизмом. Ну, его никто и слушать не стал. Уволили — и точка.
Татьяна Петровна после этого случая пережила настоящее облегчение. Фу ты, вот как в старину говорили: бес попутал. Нет уж, больше никаких кавалеров на горизонте. Хватит с нее, ученая. И как только она так решила, так сразу ей очень легко сделалось. По радио еще с утра до ночи веселые песни пели, какая хорошая жизнь настала. И ведь верно. Хлеба стало почти достаточно, колбаса иногда в магазине появлялась, а еще сметана и творог. Васька как-то в гости приехал, так она даже ватрушку сама испекла, сочную, толстую. А дух-то какой по всей квартире разлился!..
Татьяна еще надеялась, что Васька с ней захочет остаться. Ну а что? Учился бы в интернате вместе со всеми. Чем плохо? Математика у них на уровне, ребята на физмат без проблем поступают, русский-литературу тоже хорошо преподают, хотя русичка вроде как старорежимная, старушка такая с брошкой, рассказывала еще, что при царе в гимназии латынь преподавали и греческий. Ну зачем, скажите, сдался этот греческий? Если кто про Персея хочет почитать, так можно в библиотеке книжку взять, «Мифы Древней Греции», там русским языком все подробно описано про этих греков, какой они героический народ.
Только Васька рассудил по-своему. Не понравились ему интернатские. Какие-то все одинаковые, сказал. И одеты абы как, и рассуждают будто под копирку. Самостоятельного мышления нет, то есть.
— А какое тебе еще самостоятельное мышление? — кипятилась Татьяна. — Вон в учебнике все написано, как нужно думать. Учебники умные люди составляли, между прочим. Не чета вам, пацанам. Чего тебе недостает-то? Хлеба с маслом? Нынче мы еще о-очень хорошо живем. Вот во время войны в молотовском детдоме в день пять граммов сахара, десять граммов масла, тринадцать граммов лапши, еще сколько-то граммов муки и крупы. Как тебе такой паек? И ничего, выжили! — она почти сорвалась на крик.
Она для него наизнанку готова вывернуться, вот, даже в кино в кои-то веки выбралась на фильм «Первый троллейбус». Хороший фильм, там еще ее любимый артист играет — Олег Даль. А Васька сказал, что это кино восхваляет рабочий класс и унижает интеллигенцию. Нет, в самом деле, там выпускники школы Сергей и Светка закачивают учебу и выбирают дорогу в жизни. Сергей поступает в вуз, а Светка идет работать водителем троллейбуса. Идет она туда не потому, что плохо училась, а потому, что ей так хочется. Девушка из обеспеченной семьи.
— Мам, ну вот тебе понравится, если я после школы пойду работать водителем троллейбуса?
— То есть тебе хочется вырваться из-под родительской опеки? Ну-ну.
Васька как-то сник и долгих разговоров с ней больше не заводил, а если спрашивала — отвечал односложно, а через пару дней сказал, что домой поедет, нечего ему тут делать, в деревне этой. Скучно.
Читать дальше