Яна Жемойтелите - Счастье

Васька бабушке говорил: «Ба, я те лю», а Тане вот ничего такого не говорил.

И с родителями своих учеников Таня даже не знала, как разговаривать. Ну, нахватал Квашнин двоек, вызвала она родителей в школу, рассказывает им, что Квашнин полный дурень, до сих пор в столбик считать не умеет. А мамаша Квашнина ей в ответ: «Значит, это вы его не научили, Татьяна Петровна». А у самой губы накрашены. Лучше бы уроки со своим сынком учила, чем перед зеркалом вертеться. Чуть ведь так и не ответила Квашниной.

Случилось однажды, что Таня возвращалась домой поздно вечером из роно. Долго стояла на остановке, замерзла и промокла. Ждала свой третий автобус и в уме перебирала неприятности разные, какие на днях успели случиться... А в конце концов сама не заметила, как громко сказала вслух:

— Да что же это делается, граждане?! Куда пропал третий автобус? Сколько же можно ждать на этой проклятой остановке?!

А другая женщина посмотрела удивленно и сказала:

— Так только при мне два третьих прошли. А ты почему-то ни в один не села. Слепая, что ли?

И еще пара человек ехидно так заулыбались, с подкавыкой. Но Таня действительно не видела, честно не видела, хотя стояла прямо на остановке да еще поминутно глядела на шоссе — не идет ли третий автобус. И вот же она его не видела!

Добралась все-таки домой, рассказала, что с ней случилось, а Галина Ивановна ответила, что это называется «морок», когда ты не видишь того, что под носом. А иногда видишь то, чего нет, потому что попросту хочешь так вот видеть. И Таня еще подумала, что Галина Ивановна, наверное, что-то иное имела в виду, чего Таня якобы не видит.

Ваське три годика было, когда на школьном дворе к Тане подошла какая-то женщина в пестром платочке и кроличьей шубе. Таня сперва подумала, что опять чья-то мамаша хочет разобраться с оценками, но женщина назвала ее Таней, а не Татьяной Петровной, а затем сказала, что ее, то есть Танин, муж Миша Веселов теперь будет жить с ней. Потому что они уже долгое время вместе, еще до евоной женитьбы начали встречаться, правда, выгнала она его тогда взашей за то, что он ей золотое кольцо обещал купить, а сам купил серебряное. Ты, Танька, ему тогда просто на глаза попалась, вот он и женился мне назло. Не веришь? В зеркало на себя посмотри. Будто оборванка с вокзала, а еще учительница, твою мать. Колечко-то еще покажи. Надо же, золотое? Ну, значит, научила я его женщину уважать. Только он все равно ко мне вернулся. Думаешь, на заводе сутками пропадал? Ночами вкалывал? Вкалывал, да только не на заводе. Кувыркались мы ночи напролет, а он еще рассказывал, что ты панталоны с начесом даже летом носишь. Да еще на веревке во дворе их вывесить любишь соседям на потеху...

Женщина хмыкнула, и во рту у нее мелькнул золотой клык. Таня слушала и ничего не понимала, что же такое говорит эта женщина в кроличьей шубке. Какое еще кольцо? Какие панталоны? И что значит «на глаза попалась»?

Она чуть было не бросилась вослед этой женщине, хотела расспросить точнее, что все это значит, но не могла сдвинуться с места. Неужели Миша нагло врал ей все это время? А ведь верно, не случилось между ними ничего такого, чтобы она Галину Ивановну мамой назвала, не стали они родными людьми, несмотря на Ваську. Да и Васька был ее мужу будто чужой, он ведь папку только по выходным видел, а папка ему даже ни одной игрушки не купил, яблочка не принес с получки. Таня и сама не знала, как оно должно быть. Сперва так и думала, что отец должен деньги в семью приносить, а больше ничего не должен. Потом услышала на работе, как молодая русичка хвасталась, будто муж, как премию получил, сразу подарков накупил — и ей отрез на платье, и дочке куклу с белыми волосами. И такая русичка была счастливая, что Таня очень даже удивилась: да неужели же так бывает?

Кинулась она домой, будто надеялась еще куда-то успеть. Прибежала, а дома никого. Васька в садике, Галина Ивановна на работе, Миша на смене. Да и на смене ли? Вчера в ночную ушел, пора бы и вернуться давно. И тут накатило на нее такое одиночество, что хоть вой, как собака. Собаки, видно, тоже на цепи от одиночества воют, оттого, что им вдруг становится страшно среди ночи под огромной луной... И чего вдруг она о собаках подумала? А потому, что ее, как дворняжку, за порог выставили. Не место, мол, тебе в нашем доме.

Слезы сами собой брызнули из глаз, хотя Таня уже и не помнила, когда плакала в последний раз. В детском доме, наверное. Но их же там научили, что плакать вовсе не стоит, это проявление слабости. Да и как же не плакать, когда ничего иного поделать нельзя? Вещи, что ли, в узелок собрать? Да какие там у нее вещи, разве что Васькина одежка — три рубашки, шаровары, пара застиранных маек... Галина Ивановна еще ворчала, будто бы Таня стирать совсем не умеет, намочит вещь, отожмет, а надо пятна потереть хорошенько, белье прокипятить и в синьке прополоскать... Вот так выходной убьешь на эту стирку, а толку-то?