Илья Фальковский - Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

Теперь я уже очень старый. Даже мои ученики давно уже все на пенсии. Им уже семьдесят, даже восемьдесят лет. Раньше я часто приезжал в Хуаши на защиту диссертаций. Когда меня видели, все говорили: «О, наш родоначальник приехал!». (Смеётся.)

В первые годы после выхода на пенсию я продолжал писать статьи — пока зрение не ослабло. Сейчас уже плохо вижу и слышу. Даже трудно читать газету. Могу только просматривать заголовки. Глаза «не работают». Мне трудно ходить, уже много лет поясница болит. Два раза лежал в больнице, не вылечили. Хожу с тростью. Очень редко выхожу на улицу. Медленно передвигаюсь по дому. Могу только смотреть телевизор.

Но я очень доволен нынешней жизнью. У меня очень хорошая пенсия. Мой трудовой стаж начался ещё до 1 октября 1949 года, дня образования КНР, поэтому я — почётный пенсионер. Мне сохранили полный оклад. Когда повышается профессорская зарплата, мне на столько же повышают пенсию.

Всю жизнь, в свободное от преподавания время я писал. Привык писать. Не чувствовал усталости. Мало куда ездил, экскурсии не очень любил. Не стремился к отдыху. Свою жизнь могу описать двумя фразами: жить нужно по правилам; дела делать старательно, внимательно и трудолюбиво.

Профессор подводит нас к книжному шкафу. Он весь уставлен его трудами — громоздкими томами словарей, увесистыми энциклопедиями, объёмными журналами с его статьями. О его биографии лучше говорят работы, чем слова. Профессор тихий человек, «человек в футляре». Да, его жизнь может показаться скучной. Она не блещет внешними событиями, в основном посвящена общению с книгами, а не с людьми. Но разве не сказал кто-то из мудрых: «лучше общаться с мертвыми, чем с живыми», имея в виду чтение древних книг?

Каникулы в институте длинные.

Больше двух месяцев. Я провёл их в Москве.

Почти каждый день с кем-то встречался.

Появилось много дел, предложили работу.

Но я снова приехал в Китай.

Что меня тянет сюда?

Почему я возвращаюсь вновь и вновь?

Прошёл ещё один семестр.

Мой знакомый Шамиль сказал, что в последнее время я слишком много ругаю китайцев.

— Это тебя до добра не доведёт, — качал он головой, — закончится нервным срывом.

Как в воду глядел.

Буквально через неделю я сорвался.

В последний день семестра жена решила пригласить студентов к нам домой. Отметить окончание учебного года. Они устроили китайский самовар. Это когда на плитку ставится кастрюля. В ней беспрерывно что-то варится. Говяжьи шарики, потом в тот же навар кидается всякая зелень. Снова и снова. Мяса я не ем. И вообще по природе я аутист. Пока не выпью, общаться с людьми не тянет. Так что я сидел молча, грустно жевал пельмени с овощами. Чем дольше сидел, тем больше хотелось тяпнуть. И я решился. Вышел в магазин за водкой. Вернулся с чекушкой китайской настойки. И заглотил её в один присест. Меня как-то сразу развезло. То ли от жары, то ли с непривычки. Ведь я давно не пил. В Китае пить не с кем. Гости с родины ко мне давно не приезжали. На остров мы уже долго не выбирались — нужно было разгребать накопившиеся в городе дела. Там-то можно гулять и пить на воздухе. А дома какое удовольствие пить в одиночку под неусыпным оком жены?

Вкус травяной настойки оказался невероятно приятен. Недаром китайские мыслители прославляли вино цзю и в прозе, и в стихах. «Цзю» по-китайски вообще любой алкоголь, не только вино. Перевод «вино» здесь весьма условен. Так что пили они всё что ни попадя. Поэты не мыслили встречи с другом, прогулки по речной долине или пути на гору без чарки вина. Вино помогало им раскрепоститься, обрести естественность и слиться с природой. Один из «семи мудрецов бамбуковой рощи», Лю Лин, написал манифест винопития «Хвала благам вина»: «Есть один почтенный учитель, безупречный и благородный господин. Для него небо и земля что день один, вечность что мгновение, солнце и луна что дверь с окном, а весь мир как одна дорога. Ходит без всякого направления и живёт без крыши над головой. От неба укрывается накидкой, а от земли бережётся циновкой. Мысли его свободно текут, всегда доволен жизнью своей. При любых обстоятельствах при нём всегда посуда для питья. Только и делает, что предается пьянству, не знает прочих дел…».

— Знаете поэта Тао Юаньмина? — спросил я студентов. Они неуверенно закивали.