Мишель Деон - Высший круг

— Просто небольшой ветерок, — сказал он. — Хвост ура­гана, который выдохся возле Кубы.

— Смешной у вас пупок, — заметила Аугуста.

Он сунул туда палец и радостно повертел.

— Моя подружка просто обожает. Вечно ковыряет там пальцем, чтобы посмотреть, нет ли там чего.

Его скулы раскраснелись от сухого бурбона, глаза заго­релись — два серых буравчика на одутловатом лице, изры­том морщинами.

Когда ветер изнемог, наступила мертвая тишина, гори­зонт очистился. Сероватое кучевое облако опустило завесу дождя над Эверглейдс. Клифф залпом выпил второй бурбон и ушел раскачивающейся походкой орангутанга, баланси­руя руками. На пляже две белые цапли хлопали крыльями и трещали.

Ночью он вдруг почувствовал, что Аугуста вся съежи­лась, что она далеко-далеко от него, и он даже отстранился, чтобы разглядеть ее лицо, перекошенное от страха и, мо­жет быть, от отвращения.

— Ничего не могу с собой поделать, — сказала она. — Перед глазами все время стоит ужасный пупок Клиффа. Эти курчавые волоски… Меня сейчас вырвет.

— Ты с ума сошла!

Она подавила тошноту и откинула голову назад.

— Никогда, слышишь, никогда больше мы не сможем заниматься любовью. Теперь есть этот ужасный пупок и палец негритянки…

Он потряс ее, она вырывалась, изгибаясь, ее тело было твердым, как каменная статуя. Артур схватил ее за плечи и прижал к смятой постели:

— Перестань!

Голова Аугусты моталась по подушке, с ней была ис­терика. Он схватил ее за подбородок, она высвободилась. Тогда, отступив, он отвесил ей две пощечины. Она застыла широко раскрыв глаза.

— Ты меня ударил!

Она прижалась к нему. Слезы радости потекли по ее щекам.

— Значит… ты меня любишь…

Она еще сомневалась? Они просидели, обнявшись, да самой зари.

Остался только один день. После вчерашней грозы по­свежело. Море окружает Ки-Ларго поясом смешанной с пе­ском воды и выносит на пляж деревянные обломки, кото­рые Элизабет собирает и ставит за стекло. Артур заснул на рассвете. Аугуста подергала его за руку.

— Ты пропустишь купание Манди!

До Манди ли тут! Артуру снился Конканнон на смертном одре, с бледными, прозрачными руками поверх одеяла — теми самыми руками, которые ласкали Аугусту, возмож­но, захватив ее врасплох, но она не слишком-то сопро­тивлялась. У каждого из нас есть темный уголок. Развейте мрак — и мы голые.

— Ты стал другим, — сказала она.

— Отнюдь! Просто я не знал, каким я был, пока не встре­тил тебя.

Как и каждое утро, он приготовил поднос с завтраком и вышел, чтобы сорвать розу, но буря оборвала всю клубу, которая источала свой аромат у самой веранды.

— Это знак! — сказала Аугуста, несколько секунд пре­давалась меланхолии, потом со смехом одернула куцую ру­башку, чтобы прикрыть свой зад.

Она позабыла о своем вчерашнем страхе. Один Артур будет хранить о нем воспоминание.

На следующий день рано утром «Бертрам» вышел из порта. Клифф коротко махнул рукой с мола, обидевшись на то, что Аугуста брезгливо отстранилась, когда он хо­тел подсадить ее на борт. Она предпочла опереться на руку Манди. Клифф убирал сходни, присев на корточки. Только Артур обернулся. Здание клуба скрылось за деревьями и лавровыми зарослями, потом бунгало исчезло в горизонтальной тени пиний и пальм. Артур успел заме­ть подружку Клиффа, чернее обычного в своем белом халате. Она уже убрала постель и разложила на перилах веранды простыни и одеяла. Стирают следы. За несколько минут до отъезда Аугуста, оставившая два своих сари в шкафу в спальне и не заметившая, что Артур спрятал третье в своем чемодане, надела дорожный костюм. Она вдруг побледнела как полотно: они опоздают на самолет, а Жетулиу, предупрежденный предательницей Элизабет, будет ждать их на аэродроме, он убьет Артура. Порыв­шись в сумочке Аугусты, тот нашел антидепрессанты, ко­торые она тотчас проглотила с детской покорностью. На катере она проскользнула в каюту и завернулась в оде­яло, как и в первый раз. Они оставляли позади пятнад­цать дней украденного счастья. Их жизнь в руках Манди. Сидя на мостике «Бертрама», она ведет катер по каналу, чуть не задевая буи. Она надела поверх желтой футболки толстый синий свитер крупной вязки. Шапочка из той же шерсти надвинута на уши. По мере того как поднимается солнце, Манди раздевается, и Артур с удовольствием снова видит красивые квадратные плечи греческого юно­ши, узкую талию, шлем белокурых волос, развевающихся на ветру. Она оборачивается и протягивает ему плитку шоколада. Он не забудет эту загадку и ровное, опаловое море вокруг островов.