Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— У меня ведь предки не кто-нибудь, а дворяне, декабристы каторжные, — говаривал он, хитро улыбаясь. — Знаете стихотворение: Во глубине сибирских руд два старика старуху трут? Те старики как раз дворяне были — ну и натерли… Прабабка, конечно, из простых; видать, щи им в штольню приносила. Оттуда и фамилия наша пошла — а вы как думали? И еще как разрослась: полдеревни с такой фамилией!

— Так, может, ты еще и граф, Веня? — высказывали предположение слушатели из более образованных. — И фамилия твоя, на самом деле, Волконский или Одоевский?

— Вот об этом история умалчивает, — скорбно поджимал губы Веня. — Конечно, если бы ДНК проверить…

Словом, Веня шел по жизни с шутками, преимущественно солеными и перчеными, но любое таежное дело он знал досконально: рыбу ли ловить, охотиться ли, шишку на кедрах рвать или бить, ягоду сбирать, грибы искать, корень золотой копать — да мало ли чего еще, всего не перечислишь. Хорош он был и в маршруте: вынослив, доверчив, услужлив, по ходу — молчалив, на отходе — говорлив. С Кривоносом он работал уже третий сезон, и тот надеялся, что Веня придет и на четвертый.

— Веня! — наказал ему с утра, сразу после высадки с вертолета, Аркадий Алексеевич. — Сплывешь до устья второго левого притока Тиринды, там разгрузишься, поставишь палатку и приготовишь ужин. Наловишь на уху — вари ее. Мы придем часам к семи-восьми, но правым бортом. Если не сможем перейти реку — переправишь нас.

— Бу сделано, начальник! — взял под козырек «дворянин». — Ружье мне оставите?

— Конечно. Нам достаточно карцевского карабина. Только не афишируй его — вдруг лесник или инспектор рыбохраны нарисуется? Разрешение-то на меня выписано…

— Обижаешь, начальник! У Вени все будет шито-крыто!

— Ну что, Сергей Андреич, — полуизвинительно обратился Лещинский, — ты среди нас самый молодой, тебе и писать маршрут. Это не значит, что мы с Аркадием Алексеичем будем вещать, а ты только регистрировать сие вещание. Постараемся вырабатывать общее мнение, а в спорных случаях — фиксировать позицию каждого.

Пока Карцев ориентировался на местности и описывал в пикетажке привязку первой точки наблюдения, старшие геологи осмотрели развалы каменных глыб на пологом берегу Тиринды.

— Набор пород вполне ординарный для раннего протерозоя: биотитовые гнейсы, амфиболиты, гнейсо-граниты, — высказался Кривонос, и все согласно кивнули. — Так что, идем дальше?

— Да, они с километр будут тянуться, — подтвердил Лещинский. — Но где-то среди этих развалов, я помню, есть и обнажения…

— А во-он, похоже, цоколь террасы в прижиме реки, — показал рукой Карцев. — Не там ли?

И действительно, на протяжении двадцати метров над водой тянулся скальный выход метровой высоты, на котором субгоризонтально лежали речные галечники.

— Нет, вы посмотрите, какая красота! — оживился Станислав Казимирович. — Лучше иллюстрации в доказательство наличия раннепротерозойской складчатости не придумаешь! Только наблюдать ее надо из воды, вон с той косы…

Геологи раскатали болотники и с трудом перебрались на подводную косу, расположенную как раз напротив обнажения. Отсюда наилучшим образом было видно, что серые гнейсы смяты в мелкие килевидные стоячие складки, а желтоватые гнейсо-граниты образуют в них седловидные маломощные тела, приуроченные к замкам складок. Карцев стал бегло, схематично зарисовывать обнажение, а Лещинский, порывшись в своем рюкзаке, извлек «Зенит».

— Эх вы, лапотники! — засмеялся он. — На носу третье тысячелетие, а они все карандашом чирикают…

— Ты не прав, Станислав Казимирыч, — вступился Кривонос. — Сергей сразу суть обнажения фиксирует, а на твоем снимке еще неизвестно, что получится…

— Да знаю я, знаю… — успокоительно замахал Лещинский. — Не дашь покуражиться… Кстати, самым убойным аргументом в пользу раннепротерозойской складчатости может стать определение абсолютного возраста этих гнейсо-гранитов. Так что пошли на берег и наберем из них несколько представительных проб: и на цирконы и на рубидий-стронциевый метод. Авось что-то да получится…

Следуя пологим берегом, они вышли из поля гнейсов в поле развития мраморов: белых, голубоватых, полосчатых… Но впереди росла гора, к подножью которой плавно выходила река и, заметно волнуясь и ускоряясь, его огибала.

— Вот он, знаменитый контакт рифейских и раннепротерозойских образований на реке Тиринде, — торжественно объявил склонный к аффектации Лещинский. — Кто только из геологов не побывал здесь с начала века… Но проклятый вопрос — несогласный это контакт или согласный — так и висит в воздухе… И обнажение-то ведь прекрасное, хорошо открытое взору!