Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

В этом месте уже забывшаяся Юля внятно застонала, забросила руки себе за голову и выгнулась, подставляя удобнее трепещущую грудь под умелые ласки. Но дерзкому мало стало той груди, и он завладел обширным лобком. Трепет Юлин усилился троекратно и колени непроизвольно разъехались: ягодка созрела. Сергей хотел уже покрыть фемину, но вспомнил, жалея ее, о презервативе. Тот загодя был положен под матрас; он порвал упаковку и стал напяливать клятую резину, но Юля взяла его за руку:

— Не надо, сегодня можно так…

Мгновенно порадовавшись, ухарь лег на восхитительно мягкие телеса, подсунул ладони под обширные ягодицы и стал упоенно совершать фрикции… В какой-то момент он почувствовал, что Юлю это должным образом не пронимает. Но сам взвелся уже до точки невозврата и сорвался в оргазм…

— Хорошо тебе было? — спросила Юлия.

— Мне-то да… — с ноткой досады ответил Карцев и хотел было высвободиться.

— Подожди… — удержала его в себе женщина и, просунув кисть меж лобками, сжала, видимо, клитор. Скоро она прерывисто задышала, тело ее слегка напряглось, она шумно вздохнула и затихла, убрав руку. Еще более сконфуженный, Карцев лег рядом.

— Вот так я кончаю, — чуть погодя горько сказала Юлия. — И то редко. Понял теперь, почему я люблю начало отношений и не люблю постель?

— Не совсем, — озадаченно молвил Сергей Андреевич. — Ты ведь была перед этим близка к оргазму?

— Мне тоже показалось, что с тобой у меня все будет хорошо и сильно. Но ты вошел и начался спад… Наверно, это уже безусловный рефлекс на мужской орган, приобретенный за время замужества. Вовка у меня был мужик бесхитростный: ему захотелось — значит, давай…

— Ничего, Юленька, у нас полночи впереди и масса неиспользованных возможностей. Найдем твою заветную струнку… Пока же дай-ка мне твои ножки ровненькие, полненькие, незаслуженно мной обойденные, я их легонечко поглажу, понежу да и поцелуями пройдусь…

Минут через пятнадцать-двадцать они уже подзабыли о первом проколе, вернувшись в состояние сладкой истомы и взаимной тяги. Провинившийся «орган» тоже ободрился и явно желал реабилитации.

— Ну-ка, моя красавица, повернись на бочок да ко мне спиночкой, — ласково приказал любострастник. — Так будет удобнее сжимать твои груди бесстыжие…

Потискивания он сопроводил ласковыми покусываниями плечей и спины, затем полуразвернул к себе Юлю и применил свой излюбленный прием со всасыванием в грудь… Трепет вновь охватил ее. Памятуя об ее прошлом оргазме, он проник спереди кистью меж полных ног, к вульве и клитору… Она задышала, завозилась, стала поерзывать попой, отчего «орган» оказался совсем рядом с известной пещеркой и слегка проник в нее… Махи ее попы стали шире, но он нарочно придержал ее и даже оставил в покое клитор, оторвался и от груди, переключив губы на плечи, шею и давно не целованные уста… Потом легонько возобновил фрикции и пальпирование, ощущая нарастание в ней страсти — и вновь притормозил… В таком качелевидном ритме ласки длились и длились, а желание достичь оргазма в Юле все росло. На одном из пиков мучитель стиснул руками крутые женские бедра и стал, наконец, мощно гонять свою «штуку». Доселе слабое постанывание Юлии переросло в громкие, без стеснения крики, и она забилась в конвульсиях… В их ходе случилось и его содрогание, — вряд ли замеченное взбудораженной любовницей.

С привычной сноровкой он стал покрывать бесчисленными поцелуями кожу на бедрах, талии и спине женщины («Правда, как атлас!» — мимоходом одобрил Карцев) и добился вторичного длительного трепета на спаде ее оргастической волны.

— Что за чудеса ты со мной творишь? — изумленно прошептала Юля и вдруг, крепко обхватив любовника, зарыдала на его плече. Карцев лежал молча и легонько поглаживал ее плечи и волосы: пережидал. Немного успокоившись, она поцеловала его несколько раз без разбора в лицо и заговорила:

— Вот, думаешь, дурочка: ее осчастливили, а она ревет! Потому и реву: от счастья! Я ведь не знала, что такие страсти во мне есть! Вернее, иногда мне казалось, что они есть, но переживать до сих пор не приходилось. А вот ты, правда, сумел их найти и разбудить! Теперь, чтобы дальше с нами не случилось, я эту ночь уже не забуду! И всегда буду тебя именно таким помнить: нежным, искусным, мощным! И еще очень добрым… У меня ведь после Вовки бывали другие, но все скоро бросали возиться с фригидной бабенкой… Теперь же быть брошенной я не боюсь. То есть, ты спокойно можешь меня бросить — ведь ты же добился своего, овладел мной, ставь себе галочку и добивайся другой, — но разбуженного во мне ты с собой не заберешь… Или ты такой колдун, что можешь забрать? — полушутя-полубоязливо спросила Юля.