Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

Так, раскачивая маятник счета, они добрались до двадцать — двадцать. Предстояло играть больше — меньше. Подача Хмельницкого получилась безукоризненной и бросок Карцева — тоже. Все должно было решиться на подаче Бродского. Памятуя о его «выстрелах» и печальных итогах последующих перепасовок, Карцев решил использовать рискованный, редкий прием, подсмотренный им как-то во время телетрансляции у великого Секретэна, и заранее отошел от стола. Если бы Бродский догадался сейчас применить дохлую подачу, Сергей, скорее всего, к ней бы не успел. Но тот, как и ожидалось, выстрелил. Шарик резко отскочил от угла стола и настильно полетел к полу, все же замедляясь. Метрах в полутора от стола и в полуметре от пола его и встретил Карцев — почти перпендикулярным траектории полета скользящим движением ракетки. Шарик взвился по крутой высокой дуге, ударился о поверхность стола и вместо того, чтобы отскочить на готового ударить Величко, резко ушел влево от него. Володя все же ударил, но провалился мимо шарика. Эффектная концовка! Зрители зааплодировали, Величко побледнел, а Бродский покраснел и тут же заорал:

— Реванш, реванш! Мы все равно вас уделаем!

Хмельницкий с Карцевым переглянулись и жизнерадостно заржали.

Против ожидания к семнадцати часам все дела с «ходоками» были улажены и контролеры смогли удовлетворенно размять затекшие спины и плечи. И тут в дверь залетел взбудораженный Бродский.

— Так, Серега, с тебя ба-альшой магарыч! Прыгай, пляши, пой — ты теперь с квартирой!

— Не понял, — недоверчиво воззрился на него Карцев, — передо мной же были Попов и Белошейкина?

— Попова переместили на две очереди вниз, за факт пьянства на рабочем месте, а у Белошейкиной, оказывается, бабка недавно умерла и теперь ей претендовать на расширение не положено: метража-то стало излишки! Она пыталась это скрыть, но бабы в профкоме ушлые, все разузнали.

— Слушай, но ведь Петька Попов с семьей угол снимает, как можно было его лишать?

— Как, как, — а вот так! Надо было — и лишили…

— Что значит надо? Кому надо?

— Ну, ты совсем-то дураком не прикидывайся! Кому… Тебе, родной, тебе! Вот благодетели твои, начальнички добренькие и расстарались.

— Да я знать об этом ничего не знаю… — вконец опешил Сергей Андреевич.

— Ага, и ведать не ведаю. А кто сегодня у начальства в кабинетах отирался? Не ты ли, друг любезный?

— Что ты мне лепишь?! — вдруг рассвирипел Карцев. — Что шьешь? Я в жизни подачек не выпрашивал! Тем более за чей-то счет!

И он резко вышел из комнаты, хлопнув дверью. В коридоре он постоял в растерянности, но затем решительно направился в кабинет Шумяцкого.

— У себя? — спросил он хмуро у встрепенувшейся на его громкие шаги Татьяны Петровны.

— Да-а, — ответила та, сделав движение навстречу как бы в попытке заступить ему дорогу, но осталась на месте. Карцев вошел в кабинет.

— Что тебе, Сергей Андреич? — обычным суховатым тоном спросил главный гидрогеолог.

— Вы ведь были сегодня на профкоме, Иван Соломонович? — с заметным вызовом в голосе начал Карцев. И после утвердительного ответа продолжил:

— Как получилось, что квартиру распределили мне, а не Попову? Или это всего лишь треп Бродского?

Шумяцкий спокойно посмотрел взбудораженному подчиненному в глаза и негромко спросил:

— А ты что, недоволен, Сергей Андреич?

И не дождавшись ответа, продолжил:

— Это было совместное решение администрации и профсоюза. Совершенно законное. В нашем колдоговоре есть пункт, по которому нарушители трудовой дисциплины наказываются, так или иначе. В том числе они могут быть передвинуты в очереди на квартиру. А Попов нарушал дисциплину, будучи неоднократно замечен в употреблении алкоголя в гараже.

— Ох, Иван Соломонович! Да все шофера в этом гараже выпивают при малейшем удобном случае, и Вы это отлично знаете. Зато на выездах надежнее Попова у нас никого нет. Это я знаю! Да и все, кто с ним работал. Петька из кожи вылезет, а машину вытащит из любой колдобины. Впрочем, прежде всего он в нее и не попадет: водила от бога! Так вот, повторяю: нельзя так сокрушительно наказывать за ерунду классного водителя и хорошего человека. Вы ведь, наверно, знаете, что он с женой и детьми живет на квартире у частника?

— Знаю. А тебе как живется, Сергей Андреевич, в примаках у тещи?

— Вполне сносно, Иван Соломонович. В последнее время я с тещей лажу даже лучше, чем с женой.

— Да-а? — позволил себе шутейно двусмысленную интонацию Шумяцкий. — Это отрадно. И все-таки, что ты предлагаешь?