Юрий Убогий - Что было, что будет

— Что порешили? — спросил он, войдя в кабинет.

Смирдин, видимо желая соблюсти форму, не поддержал его свойского тона и сделал серьезное, озабоченное лицо.

— Мы внимательно ознакомились с историей болезни и заключением патологоанатома, — сказал он строго и даже несколько торжественно. — Обменялись мнениями и пришли к единому выводу, который потом изложим письменно.

— Ну, а мне-то можно его узнать?

— Разумеется. Мы сочли, что для больной было сделано все возможное. Больше того, лечащий врач имел полное право отказаться от операции, но все-таки на нее пошел, попытался использовать последнюю, пусть довольно призрачную, возможность спасти больную. И не его вина, что реализовать ее не удалось. Так, примерно, мы и изложим в своем заключении.

— Что ж, спасибо, — сказал Бритвин.

— Не на чем, Павел Петрович. — Сбрасывая официальную сухость, Смирдин улыбнулся и развел руками. — Мы были просто объективны, больше ничего.

— Вот за это и спасибо.

Бритвин только теперь осознал, что он все-таки тревожился за исход дела, но это было так глубоко запрятано, что и самому почти неощутимо.

— Вот сейчас, — начал он веско и поднял вверх указательный палец, — я чувствую себя хозяином, а вас воспринимаю как гостей. Раньше это было преждевременным. А посему позвольте предложить… — Он достал из тумбочки коньяк и рюмки.

— Нет, нет, — испугался Смирдин. — Ни в коем случае!

— Почему? Рабочий день кончается. Да и не пить, просто продегустировать. Обращаю ваше внимание — «Камю», всемирно известный…

— Нет, — повторил Смирдин, — спасибо. Тем более, что я должен на Беляева взглянуть, проводите меня, пожалуйста.

— Ну, что ж, было б предложено, — пожал плечами Бритвин. — Беляев так Беляев, пойдемте.

В коридоре Смирдин крепко взял Бритвина за локоть, со странной какой-то ласковостью заглянул в лицо и сказал тихо:

— Хочу вам, Павел Петрович, одну приятную новость сообщить.

— А хоть бы и неприятную, — хохотнул Бритвин.

— Ну, зачем же… Именно приятную. Видел сегодня вашу фамилию в списке представленных к правительственным наградам. К «Знаку Почета», кажется.

— И давно пора! — неожиданно для самого себя воскликнул Бритвин, и они оба дружно рассмеялись. — А что смешного? — Он усилием резко подавил смех и посмотрел на Смирдина как бы уже и с недовольством. — Двадцать лет у операционного стола, не шутка!

— И я так думаю! — подхватил Смирдин. — А тут еще случай с Беляевым помог, вероятно.

— Беляев… Нам все больные одинаковы. Что ж, спасибо за известие. Если все подтвердится, магарыч за мной. Уж тогда не отвертитесь.

Сообщенное Смирдиным Бритвин и в самом деле принял без особого удивления, почти как должное. Наверное, сознание того, что он всегда работал с усилием, с полной отдачей, и определило такую его странноватую реакцию. А что, думал он, все правильно, кого ж тогда и награждать-то? И тут же усмехнулся над собой — не страдаешь ложной скромностью, товарищ! И хорошо, что не страдаю, как бы отвечал он самому себе. Зачем ею страдать, если она ложная?

Выйдя из клиники, Бритвин замялся в нерешительности. В тот день он приехал на работу на машине, рассчитывая заглянуть потом на пляж. Такое жаркое, роскошное стояло лето, а он и не искупался еще ни разу — дела так плотно, без зазоров, были подогнаны друг к другу, что каких-нибудь двух-трех часов для этого никак нельзя было выбрать.

Нередко после долгой и напряженной работы к Бритвину приходило словно бы второе дыхание. Усталость отступала, и он испытывал новый прилив сил и желание действовать. Так было и сейчас. Он стоял, глядя на плотнеющую предвечернюю синеву неба, на блеск низкого уже солнца и чувствовал себя свежим и бодрым, как после холодного душа. То ли успешный, плодотворный и уже бывший позади рабочий день на него повлиял, то ли разговор со Смирдиным, но ему было хорошо и даже не хотелось ехать купаться в таком состоянии. Был бы он заморенным, уставшим, тогда другое дело, а так ни к чему подобный настрой по ветру пускать. Бритвин вспомнил о Марине, и ему вдруг очень захотелось ее увидеть. Он направился к машине, на ходу прикидывая, что можно заодно еще и успеть поработать в библиотеке, хотя бы почитать что-нибудь по своей теме. Двух зайцев сразу и убьем, подумал он, еще более оживляясь. К тому же срок, в течение которого он решил не встречаться с ней, подходил к концу. Как раз неделя, больше тянуть нечего.

В стареньком «Запорожце» было душно, как в парной, пахло разогретым железом и краской. Неприглядный и снаружи, и изнутри, он ходил еще вполне исправно, а на вид его Бритвину, в общем-то, было наплевать. Некогда лоск наводить, да и смешно возиться с такой мыльницей. Лишь бы ездила.