Юрий Убогий - Что было, что будет

— Так как же, Павел Петрович? — услышал он голос Смоковникова. — Времечко золотое уходит.

— Боюсь, — неожиданно для себя вдруг сказал Бритвин.

— Еще бы, — кивнул Смоковников и улыбнулся понимающе. — Я бы тоже на вашем месте боялся. Ну, как вам тут помочь? Я напишу в истории болезни, что считаю операцию необходимой. Это, конечно, не снимает ответственности с оперирующего хирурга, но хоть смягчает ее.

— Хорошо, — сказал Бритвин, вставая. — Будем рисковать.

Впоследствии Бритвин вспоминал эту операцию, как одну из лучших в своей жизни. Он оперировал не просто хорошо, но вдохновенно, с уверенностью чувствуя безошибочность каждого своего решения и действия. Казалось, что все его врачебное прошлое, весь опыт, с трудностями, сомнениями, мучительными неудачами, работал теперь на него. Это было как праздник, как награда.

Когда Бритвин вскрыл череп, увидел размеры гематомы и то, что лопнувший сосуд продолжает кровить, ему стала очевидна необходимость операции — без нее больной бы погиб или остался глубоким инвалидом. Он испытал огромное облегчение. Тяжкий груз неуверенности, подавленной тревоги был мгновенно снят с него, и он глубоко перевел дыхание. Теперь, как бы дело ни кончилось, не придется, по крайней мере, доказывать, что затеяно оно не зря. И вот тогда-то к нему и пришла та вдохновенная свобода, которая посещает хирургов всего, может быть, несколько раз в жизни. Он перестал осознавать себя, весь уйдя в работу, и это самозабвение было удивительно приятно, напоминая странный сон наяву. Операция продолжалась больше двух часов, но он не ощущал ни малейшей усталости и, казалось, мог бы работать как угодно долго.

Заканчивая операцию, он почему-то был совершенно уверен не только в качестве сделанного, но и в том, что и дальше с больным все будет хорошо. Наложив последний шов на кожу, он выпрямился, встретил блестящий над марлевой маской взгляд Смоковникова (тот не отходил от стола всю операцию) и вдруг подмигнул ему. Эта странность не удивила Смоковникова, и он улыбнулся в ответ радостно и одобрительно.

Переодеваясь в предоперационной, Бритвин чувствовал, что любит всех, кто бы ни попадался ему на глаза, — и операционную сестру, и возившуюся в углу санитарку, и Музыченко, который переодевался рядом. Он и раньше испытывал подобное чувство после сложных и удачных операций, но никогда еще с такой силой.

Музыченко, который ассистировал ему, был мрачен, и Бритвин вполне понимал причину этого. Все, в общем-то, знали, что Бритвин как хирург выше его на голову, но это никогда не проявлялось так явно и показательно. Впервые ответственнейшую операцию проводил Бритвин, а Музыченко выступал всего лишь в роли ассистента. Бритвин и не хотел этого, решив, что лучше кто-нибудь из его парней будет ему ассистировать, но Смоковников настоял.

При всей давней неприязни к Музыченко, Бритвин вдруг пожалел его. Действительно неприятно — оказаться на подхвате у простого практического врача. Авторитета такое не повышает.

— Ну, что, Альберт Васильевич, хорошо работнули? — доброжелательно спросил он. — Вытащили мужика?

— Ох, не говорите! — протестующе воскликнул Музыченко. — Рано еще, как бы не сглазить.

— Вытащили, вытащили, я такое нутром чую. Да и очаговая симптоматика у него еще на столе смягчаться стала, не заметили разве?

— Заметить-то заметил, но все равно не будем спешить… Вы бы по дереву постучали. Вон, по щетке хоть…

Переодевшись, Бритвин зашел в послеоперационную палату. Там был Бельченков, сказавший, что больной нормально вышел из наркоза и теперь спит. Бритвин присел, внимательно всматриваясь в большое белое одутловатое лицо больного. Асимметрия, такая явная до операции, теперь была мало заметна — чуть-чуть в носогубных складках и линиях рта. Бритвин вдруг ощутил прилив тепла и сочувствия к этому незнакомому человеку, с которым он не сказал и двух слов. Даже что-то похожее на признательность, благодарность возникло в нем, словно они вместе сделали важное общее дело. Да, брат, мелькнуло у Бритвина, не знаешь ты, из какой переделки выбрался! И по-настоящему никогда не узнаешь, и не надо тебе знать.

По пути в кабинет Бритвин встретил старшую медсестру и попросил приготовить ему чаю покрепче. Надо было немного передохнуть, отойти после операции и приниматься за текущие дела.

Вальяжно развалясь в кресле, Бритвин отхлебывал из стакана черный чай, когда вошел Смоковников.

— Я к вам с ответным визитом, — сказал он, улыбаясь. — Принимайте гостя.