Юрий Убогий - Что было, что будет

И вот однажды, проведя у него выходной день (причем ничего особенного в ней он не заметил), она сказала перед самым уходом:

— Все, миленький, прощай! Больше мы с тобой встречаться не будем.

— Как? — удивился Бритвин. — Уезжаешь куда-нибудь?

— Нет. Замуж просто-напросто выхожу.

Бритвин улыбнулся, чувствуя, что лицо его глупо расползается и перекашивается, а Лариса заливисто расхохоталась.

— Что, съел? — Она продолжала смеяться, и даже слезы выступили у нее на глазах. — Господи, как же я рада тебе это, наконец, сообщить. Давно предвкушала.

— Что ж, поздравляю, — пробормотал Бритвин. — За кого, если не секрет?

— Какая тебе разница! За хорошего человека.

— Любишь его?

— Ох, все бы тебе знать! Ну, уж ладно, скажу на прощанье правду. Нет, не люблю. Я тебя люблю.

— Вот даже как. Тогда зачем же?..

— А за тем самым! — воскликнула она со злостью. — Что же ты думаешь, я тебя весь свой век обслуживать должна?! Удобства тебе создавать и удовольствия доставлять? Нет, дорогой, поищи теперь себе другую дурочку, а с меня хватит. Больше не хочу.

Вот так все кончилось с Ларисой. Что называется — спасибо, не ожидал…

От библиотеки до дома было всего около получаса пешком, и Бритвин решил пройтись — грех толкаться в троллейбусе в такой славный летний вечер.

Он много работал в последнее время, устал и с нетерпением ожидал отпуска. Надо, наконец, заставить себя отдохнуть по-настоящему, никогда у него это не получалось. После нескольких дней безделья скучать начинал, томиться, потом бумаги свои извлекал из стола, погружался в них мало-помалу, а там, глядишь и в клинику начинал наведываться. А если уезжал в дом отдыха или так, дикарем куда-нибудь, то возвращался намного раньше намеченного срока — работа притягивала. С тех пор, как начал жить один, только работа у него и осталась, и он отдался ей с полным уже самозабвением. Лариса разве что отвлечься, отдохнуть помогала, но теперь не было у него и этой отдушины.

Проходя мимо дома, в котором жили теперь его дочь и бывшая жена, Бритвин замедлил шаг, подумав, не зайти ли? Зинаида, он знал это, сейчас в отъезде, в командировке, и дочь одна. Хорошо бы посидеть с ней часок, потолковать, чаю выпить. Странно, что после развода Бритвин общался с дочерью едва ли не больше, чем до него. Они встречались три-четыре раза в месяц и уж тогда были заняты только друг другом, говорили подолгу и откровенно. А когда жили вместе, то, при вечной занятости Бритвина, часто лишь перекидывались за едой парой слов. Впрочем, может, и возраст дочери тоже какую-то роль тут играл — теперь она взрослый человек, студентка, и общаться с ней можно было вполне всерьез, на равных.

Когда дочь открыла ему дверь, Бритвин мгновенную оторопь, ошеломление испытал — так она была сейчас похожа на Зинаиду в молодости. Ему даже померещилось, что это Зинаида и есть, а сам он — не теперешний, а молодой совсем, неженатый…

Ощущение было резкое как удар, и у него даже дыхание перехватило.

— Ты что? — удивилась дочь. — Не узнаешь, что ли? Проходи.

— Узнаю, но с трудом, — сказал Бритвин. — Почему при параде?

Дочь была так нарядна и хороша, что он даже прищурился, словно при взгляде на что-то яркое. Вот такой же была и Зинаида четверть века назад, и так же улыбалась мягко, и голову клонила чуть к левому плечу…

— При параде, потому что в свет выхожу! — сказала дочь с важностью. — На концерт польской эстрады, вот так вот! Завидуй давай.

— Так я некстати?

— Проходи, проходи, времени еще немного есть. Хоть чаю выпьешь.

— Когда ты отправляешься?

— Минут через пятнадцать. За мной зайдут… — Она потупилась.

Понятно, подумал Бритвин, кавалера ждет. Что ж, все правильно.

— В разгар сессии по концертам разгуливаешь, — сказал он. — Непохвально.

— Господи, папка, надо же и отвлечься! Между прочим, сегодня второй экзамен на отлично сдала. Еще два осталось.

— Ну, если так…

Наблюдая за тем, как дочь готовит чай, Бритвин и в этом увидел что-то Зинино — мягкость, четкость, грацию. «Глубоко Зинаида во мне отпечаталась», — подумал он. Не только дочь, но и многое другое о ней постоянно напоминает, такая нестирающаяся получилась запись. Хоть любви в последние их годы уже и не было, а все-таки живет Зинаида в нем, и никуда от этого не денешься. Двадцать три года вместе — такое так просто не зачеркнешь.

Бритвину и приятно было смотреть на дочь, и неловко. Ее женская прелесть и стать смущали его как-то, особенно то нетерпеливое, ждущее выражение, которое мелькало порой у нее на лице.