Юрий Убогий - Что было, что будет

— Доктор, — начала она, и беспокойные глаза ее сразу же повлажнели, — извините, что отнимаю время, но я не могла, понимаете, не могла… — Она нервно раскрыла сумочку, выхватила из нее платок и поднесла его к лицу. — Мы вам всю жизнь будем благодарны! Ведь у нас детей трое, меньшему семь всего. Вы понимаете…

— Не волнуйтесь, — поспешно пробормотал Ляпин, наливая и пододвигая к ней стакан с водой. — Выпейте, пожалуйста. И не надо лишних слов. Я просто выполнил свой рабочий долг, вот и все.

— Нет, не все! — воскликнула она протестующе. — Ведь его и доцент, и профессор смотрели, и в институте обследовали… Я все знаю. Ведь это же организовать надо, ведь это не просто так! И не каждому делается.

— Делается всем, кто в этом нуждается. Ваш муж нуждался, только и всего.

— Нет, не только! — со странным упорством, словно в каком-то обмане стремясь Ляпина разоблачить, сказала женщина. — Вы такую чуткость проявили, такое внимание! А операция какая сложная была! Я ведь знаю, я спрашивала у сестер. — Она вновь раскрыла сумочку, достала платок и начала сморкаться.

Ляпин отвел глаза и бесцельно переложил на столе бумаги. Ему было не по себе. Странное напряжение, тревожность, бывшие в поведении и во всем облике посетительницы, смущали его, да и слезы он переносил плохо.

Когда Ляпин через несколько секунд вновь посмотрел на женщину, то был удивлен происшедшей в ней переменой. Она была теперь гораздо спокойнее, словно только что разрешила некую мучившую ее задачу. Едва Ляпин подумал о том, что пора бы прекратить тяготивший его разговор, как женщина встала.

— Не буду злоупотреблять вашим вниманием, — сказала она. — Еще раз преогромнейшее вам спасибо!

И ее голос, и взгляд, и выражение лица изменились еще более явно и резко. Она словно бы неким внутренним усилием преодолела разделяющую ее и Ляпина дистанцию. Даже что-то похожее на обычное житейское любопытство мелькнуло, показалось Ляпину, в ее глазах.

Оставшись один, он замер на мгновенье, пытаясь объяснить себе странное поведение посетительницы, но тут же отвлекся и забыл о ней.

Все прояснилось в конце дня. Ляпин собрался идти домой, по всегдашней привычке начал наводить на столе порядок и вдруг обнаружил лежащий под чернильным прибором конверт, а в нем триста рублей новенькими, хрустящими сторублевыми купюрами. Ляпин сунул деньги обратно в конверт и выругался. Теперь ему стало понятно и поведение жены Куршина, и поспешный ее уход. Вероятно, она решила, что он все видел и молча принял это. Поэтому и взгляд у нее в момент прощания такой особенный был — смотрела как на сообщника…

Похожее уже не раз случалось с Ляпиным, и он всегда умел пресечь события в самом их начале. Заранее догадывался — по выражению лица, по напряженной неловкости в манерах. А вот сейчас дал промашку, наверное, слезы его с толку сбили. Плакать, да еще так искренне, готовясь деньги сунуть, — это было что-то новое.

Выход представлялся один — отослать деньги по почте. Завтра же. Можно самому и не возиться, а кому-нибудь из персонала поручить. В конце концов, это не просто его личное дело, это происшествие служебное, и стесняться тут нечего.

В кабинет вошла сестра-хозяйка, и Ляпин вдруг, неожиданно для самого себя, прикрыл конверт книжкой. Он, и подумав, не смог бы объяснить, почему сделал такое, — правая рука, словно бы помимо его воли, небрежно бросила книжку на конверт. Жест был вполне нелепый и бессмысленный. Скрывать случившееся он ни от кого не собирался (только ведь что прикидывал, кому бы поручить пересылку денег), да и догадаться о том, что в конверте взятка, никак нельзя было. Лежит себе на столе чистый конверт и лежит — обычная картина.

Переговорив с сестрой-хозяйкой и глядя, как она направляется к выходу, Ляпин подумал, что ей бы и надо поручение насчет денег дать. Он уже готов был ее окликнуть, но в последний момент удержался. Какое-то смутное, так и не оформившееся в мысль ощущение его остановило. В этом, как и в поступке с книжкой, оказалось трудно разобраться. В конце концов Ляпин решил, что в подобном поручении есть что-то щекотливое, сомнительное. Лучше уж самому сделать, невелик труд на четверть часа по пути домой на почту забежать. Да, конечно, думал он, словно бы убеждая себя и успокаивая, такие вещи лучше оставлять без огласки. А то ведь мало ли какие разговоры могут пойти. Людям только дай повод, приплетут, чего и не было.

Перед уходом со службы Ляпин замялся в нерешительности — оставить ли деньги здесь, в столе, или положить в карман? Впрочем, усмехнулся он, сомневаться тут совершенно нелепо. Если их отсылать, то нужно при себе носить до подходящего случая. Произошла и еще заминка. Деньги было удобнее положить в бумажник без конверта, в голом, так сказать, виде, но тут почудилось Ляпину что-то нехорошее, опасное даже. Конверт как бы отделял, отгораживал от него деньги, и он их в нем и оставил. Поймав себя на подобных мыслях, он вновь усмехнулся насмешливо и недоуменно. Какая-то дурацкая возня получается у него с этими деньгами, что-то смутное, двусмысленное, самому непонятное до конца. Ай да Петр Семенович с супругой, удружили, ничего не скажешь. Нет, надо выбросить все это из головы к чертям собачьим, а при первой же возможности на почту заглянуть.