Юрий Убогий - Что было, что будет

— Я и хотел с утра, — пожал Ивлев плечами. — А потом слышу — вы в операционной…

В Ивлеве были видны нетерпение, готовность действовать, и Ляпин почувствовал, что, предложи он перенести операцию на завтра, тот огорчится. Энтузиаст… Ему сейчас только одно и одно нужно — у стола стоять, работать, пока ноги держат. Неуемный парень. Когда-то он и сам такой был, мелькнуло у Ляпина. Впрочем, был ли? Таким, пожалуй, нет. Теплилось, конечно, в душе нечто подобное, но гораздо, гораздо слабее. А этот дневать и ночевать готов в отделении. Сколько он здесь, после института, работает? Четвертый год… И все не уймется никак, но со временем укатают и его крутые хирургические горки. Рано или поздно. Тоже захочет, чтоб больных тяжелых было поменьше, операции попроще, дежурства поспокойней. Рано или поздно все к этому приходят, разница лишь в сроке. Кому на три года хватает жадности и интереса к работе, кому на десять. Со всеми так. Почти со всеми, если уж до конца справедливым быть. Кое у кого — у единиц, конечно — такой огонек всю жизнь горит. Слипченко, например, из этой породы, Цагин… Тоже счастливцы, всю жизнь в рабочем угаре пребывают. Вошел в операционную в двадцать три года, взял в руки скальпель и как в воду лет на тридцать пять, до пенсиона, нырнул. Конечно, счастливцы. Одна работа, и никаких больше проблем. Все остальное стороной проходит, само собой устраивается. Недурно, что там говорить, но такой интерес, такое самозабвение, как и талант, от бога. Насильно этого в себе не взрастишь.

— Что ж, давайте, — согласно кивнул Ивлеву Ляпин. — Делать так делать. Я чуть попозже посмотреть подойду.

Когда Ляпин вошел в операционную, операция уже началась. Ивлев работал экономно, смело и очень быстро. Его крупные, сухие, длиннопалые руки приковали внимание Ляпина. До мелких деталей понимая и предугадывая ход работы, Ляпин поймал себя на том, что мысленно как бы приказывает рукам Ивлева совершить то или иное движение, действие, и оно тут же, незамедлительно, производилось. Мгновениями у Ляпина даже возникало такое ощущение, словно это он сам и оперирует, и так хорошо, как никогда не мог раньше…

Вид напряженной, азартной работы захватывал Ляпина все больше, и ему уже трудно было оставаться в роли постороннего наблюдателя. Наконец он не выдержал и сказал ассистенту Ивлева, что помоется и сменит его.

Ляпин давно уже, около года, не оперировал вместе с Ивлевым и сразу же почувствовал, что тот работает гораздо лучше, чем он сам. Главное — точнее и быстрее. И решительней. Да и добротней, надежней, пожалуй. Надо же, как вырос. Настоящий мастер…

Понемногу, однако, дело у Ляпина пошло на лад, азарт и вдохновение Ивлева передались ему. Он тянулся за Ивлевым, напрягаясь и физически, и душевно, стремясь попасть в ритм его движений, слиться с ходом его врачебного мышления, и в конце концов ему это удалось. И вот тогда он и испытал еще, пожалуй, с такой силой не испытанное им раньше наслаждение от операции. Он понимал, что это было вызвано Ивлевым, его душевным напором и вдохновением, его виртуозным мастерством, и был ему благодарен. Видя, что операция близится к концу, он почувствовал сожаление. Такое было совсем уж необычно для него, всегда ведь хотелось сбросить груз работы как можно скорее. А сейчас — нет, сейчас он был бы рад длить работу, наслаждаясь ее точностью, слаженностью и самозабвением…

После операции, закончившейся вполне успешно, Ляпин пригласил Ивлева в кабинет. Он испытывал сейчас к нему странные, противоречивые чувства. Была тут и благодарность за удовольствие, которое он получил, была и зависть, было и раздражение, и даже тревога. Ординатор, да еще совсем молодой, не должен оперировать лучше заведующего, это всегда осложнениями и неприятностями грозит — и авторитет трудно поддерживать, и конкурента рядом чувствуешь. Хотя о конкуренции пока еще рано говорить, успокоил себя Ляпин. Как бы хирург ни работал, но если стаж у него трехлетний всего — все равно он еще мальчишка. Во всяком случае, в глазах администрации, начальства…

Ивлев разлегся в кресле, выставив ноги на самую середину кабинета, и потянулся до хруста в суставах. Такая вольность в присутствии заведующего, да еще в его кабинете, была ему несвойственна и вообще, по мнению Ляпина, недопустима. Однако сейчас он воспринял это как должное, понимая, что после такой отличной, такой тяжелой и успешной работы Ивлев мог себе подобное позволить. Ненадолго, конечно, на несколько минут. И действительно, тот, как бы уловив его мысль, скоро сел в обычную позу и попросил разрешения закурить.