Филип Жисе - Океан. Белые крылья надежды

Этим вопросом он мучился снова и снова. С упрямством осла, не желающего тащить тяжелую повозку, он раз за разом вонзал в свое пылающее болью сознание острый нож сожаления и ярости. Каждая новая рана причиняла адскую боль, кромсала ужасными когтями отчаяния и без того истекающее кровью сердце. Но он как будто не замечал этого. Будто чужое сердце страдало.

«Как она могла?!!!»

Леопольдо изнывал от желания оказаться как можно дальше от этого, не иначе как проклятого места. Если бы мог, бросился в воду и плыл бы, плыл, плыл, без отдыха, без цели, пока силы не оставили бы его, и, быть может, тогда он сумел бы обрести успокоение где-нибудь на дне океана. Если бы мог, вернулся бы на яхту и просил бы Джека плыть отсюда как можно скорее, ведь кроме боли и лицемерия на этом, не иначе как проклятом острове, больше ничего и нет. Если бы мог… Но он не мог, ибо был человеком, в сердце которого помимо злости жила и любовь.

Леопольдо оторвал взгляд от песка и невидящим взором окинул океан. Тихий, спокойный, далекий от каких-либо людских тревог и терзаний, океан шелестел у его ног, словно гигантский спящий дракон: вдох – волны откатывают от берега, выдох – спешат к нему снова. Неподвластный времени, неподвластный смерти, неподвластный боли и страданиям. Неподвластный всему тому, перед чем цепенеет мелкая человеческая душонка, трусливая и эгоистичная, не осознающая пустоту каких-либо человеческих надежд, чаяний и ожиданий. Великий и мудрый. Божественный.

«Как она могла?!»

Из-за нее он стал сумасшедшим, бродягой, авантюристом, пересек полмира и…

Леопольдо издал тихий вздох. В потухшем, было, взгляде блеснул огонек осознания. Леопольдо медленно, точно в замедленной съемке оторвал взгляд от поверхности океана, коснулся бирюзы неба, оглянулся.

Из-за нее он… Нет… Ради нее?.. Благодаря ей?..

Леопольдо вспомнил локон волос, некогда отрезанный от спящей Ангелики и потерянный во время безумной попытки пересечь африканские просторы, вспомнил о фотографии в заднем кармане штанов, которую Ангелика подарила ему еще тогда, когда они только начали встречаться. Достал ее. С фотографии на него смотрела молодая девушка. Губы улыбаются. В глазах хитринка. Черные волосы в лучах солнечного света отливают серебром на плечах. Красивая девушка в деловом костюме – пиджак, юбка. Дань тому образу жизни, который Ангелика вела в те годы, когда еще жила с родителями в Милане. Девушка свободолюбивая и целеустремленная, готовая собственными руками проложить себе дорогу в счастливое будущее.

В голове возник образ Ангелики, той Ангелики, которую он увидел совсем недавно, живущую не в квартире с евроремонтом, с полным набором различных удобств, да к тому же в одном из самых богатых городов Европы, а в шалаше, в джунглях, на необитаемом острове, скрытом от человеческих глаз невидимыми силами где-то на просторах Атлантики. В потрепанных шортах, с повязкой, прячущей великолепную грудь от любопытных мужских взглядов. Хотя, какие мужские взгляды можно найти на необитаемом острове? Он обошел почти весь остров, но кроме того старика, что играл с ребенком, больше мужчин не видел. Кто он этому ребенку? Отец? Он назвал себя дедушкой. Тогда где отец этой малышки? Но разве это важно? Лично для него имеет ли ценность эта информация? Нет. Тогда это неважно. Он не знает, кто был тот мужчина, который…

Это было трудно, трудно осознавать, что на твою любовь посягнул кто-то другой. Представить свою женщину в объятиях другого – ужаснейшая пытка для любящего ее мужчины, как и подумать об этом, но Леопольдо заставил себя думать об этом мужчине. Что толкнуло Ангелику в его объятия? Что заставило ее предать их любовь? Предать… А что заставило его предать их любовь, тогда, в номере отеля, когда он был с Мариной?

Леопольдо почувствовал укол совести. Она знает, когда выбрать момент, чтобы напомнить о себе. Но… Но было ли предательство? Предательство ли заниматься сексом с человеком, когда тот, кого ты любишь, потерян для тебя навсегда или даже тогда, когда ты так думаешь? Ошибка, заблуждение – да, но предательство… Ангелика, которая в результате авиакатастрофы сначала оказалась в лодке посреди океана, затем попала на необитаемый остров. Разве могла она думать о чем-либо другом, кроме как выжить? Разве могла она продолжать жить так, как жила до этого? Разве могла она продолжать хранить верность тому, кто для нее оказался потерян, как и она для него. Он даже не догадывается о тех муках, какие ей довелось пережить, чтобы выжить. Он помнит о своих мучениях, но ничего не знает о ее, мучениях женщины, оказавшейся перед лицом смерти. Он знал, что значит оказаться перед лицом смерти, знал, какие страдания это влечет за собой. И если он, мужчина, готов был сдаться, смотря в лицо смерти, то, что же говорить о женщине, слабой женщине.