Сергей Поляков - Золотинка

Сережка неплохо держался на лошади, не спутал бы и гужи, хомут и супонь, недоуздок и уздечку, подпругу.

Отец любил лошадей, помнил их клички из своего сельского детства. Он поощрял тягу сына к животным. Сегодня вечером все обстояло иначе.

— Уркаганы, оторвемся по лошадям, — предложил Сявый, — угоним коней, без «шкоды» покатаемся и вернем обратно.

— Конюх сторожит табун, — вставил Степка.

— Заткни фонтан, трус! Конюх приходит в табун ночью, мы угоним коней вечером. В тумане конюх не сумеет пересчитать, и шухер не поднимет.

Действительно, каждый вечер с регулярностью пассажирского поезда на приморский город наползал густой, холодный, липкий туман. Он иногда не рассеивался, не отступал в бухту до следующего полудня.

Держа в руке кусок хлеба с солью, мальчик подступал к стреноженной кобыле, протянул хлеб, лошадь отпрянула.

— Вьюга, Вьюга, — ласково приговаривал пацан, — возьми хлеб. Кобыла признала по запаху и силуэту мальчишку, который ее кормил и чистил стойло. Теплые, бархатные губы сомкнулись на куске хлеба. Вместо уздечки пацан просунул в рот кобыле веревку.

Он снял путы и повел лошадь к высокой кочке. С нее он хотел взобраться на коня, кобыла упиралась и мотала головой. Она желала пастись, и не хотела возить ночью наездника-угонщика.

Подскакав к месту сбора, Сергей увидел, что управился с угоном одним из первых. Женька и Сашок приехали раньше.

«Для главаря Сашок расстарался», — понял мальчик. Подъехали остальные конники.

— Уркаганы, гоняем до полуночи, — распорядился Ленька, — кто отстанет, потеряет остальных, не дрейфьте. Приезжайте на опушку и отпускайте лошадь. Она сама вернется к табуну.

Гарцевали по лесным тропинкам и стежкам до ночи. Вместе с Сережкой на опушку прискакали Витька Выборнов и Андрей Сидорин.

Они отпустили животных и отправились домой.

Дед Анапа потоптался у порога, вытирая подошвы сапог!

— Доброго здоровьичка Федя, Нина, сынишка!

— Проходи, садись, Николай Васильевич, — пригласил отец. Он отложил в сторону неизменную «Правду» и придвинул табурет.

— Сегодня — выходной, Федя, давай перекинемся в картишки, я и бутылочку сообразил для такого случая.

Васильич водрузил на стол бутылку портвейна, его и прозвали Анапа, потому что он употреблял вино только Анапу, отец подошел к умывальнику сполоснуть руки. Мама, хлопотавшая у печи, почистила и нарезала малосольную, весеннюю селедку, поставила перед мужчинами сковороду жаренной на сале румяной картошки.

Сережке захотелось поесть картошки с селедкой, он подошел к матери и шепнул ей на ухо. Она взяла тарелку и положила в нее картофель, селедку, два кусочка хлеба, и подала сыну, Сергей присел в сторонке на топчан. К столу нельзя подходить, если взрослые выпивают или играют в карты. Мужчины выпили по полстакана вина, закусили и зашлепали картами по столешнице, играли в буру «под интерес», по копейке.

На улице моросил мелкий докучливый дождь-сеянец. Идти некуда, оставалось сидеть дома и коротать вечер в семье. Отец поднялся из-за стола.

— Васильич, я покормлю свиней, задам сена корове, подкину зерна курицам и вернусь, попей чайку.

Дед Анапа налил в кружку чаю, размешал ложкой сахар. В отличие от других фронтовиков, имевших целые колодки наград, на выходном пиджаке деда скромно прилепилась медаль «За победу над Германией», иных наград он не имел.

— Как закончил третий класс, Серега, — спросил он мальчугана, налил чаю в блюдце и с шумом прихлебнул.

— На «отлично» с Похвальной грамотой.

— Молодцом! — одобрил старик успехи школьника.

Поколебавшись, мальчик отважился спросить:

— Почему у тебя одна награда, дедушка? Ты воевал, громил фрицев, не трусил, не дезертировал.

Дед Анапа отставил пустое блюдце на стол.

— Я, Серега, живого немецкого солдата в глаза не видел.

На пленных Гансов насмотрелся вдоволь, солдата с оружием в руках встречать не пришлось.

— Как так получилось, — недоумевающе спросил мальчик.

— После мобилизации я попал в запасной полк — резерв Главного Командования. Нас обучить толком не успели, немец подступил к Москве. Нас погрузили в эшелоны и отправили на фронт, даже винтовки не дали, обещали вооружить на передовой. До линии фронта оставалось километров сто, когда на поезд посыпались бомбы, юнкерсы-бомбардировщики разгромили эшелон и сожгли. Штурмовики косили разбегавшихся солдат толпами. Фашисты убивали нас безнаказанно, в небе ни одного нашего самолета.