Томас Кенэлли - Дочери Марса

Стоя на палубе, она увидела довольно большую группу потерявших зрение офицеров — все опасливо двигались с пока еще непривычными для них палочками. Их вели к нижнему люку. Они шли гуськом, держась за плечи друг друга, первым шагал санитар. До сих пор ей не приходилось видеть передвигающихся строем слепых. И сразу стольких. Где-то в середине колонны Наоми заметила лейтенанта Байерса, ничем не отличавшегося от других собратьев по несчастью.

И вот настала очередь медсестер взойти на корабль. Сопровождавший их стюард сообщал, что их каюты в секции А1. По пути к носу корабля медсестры миновали то, что в мирное время служило курительными салонами, библиотеками и гостиными. А вот прогулочную палубу участь мобилизации миновала — она так и оставалась прогулочной, то есть предназначенной для прогулок на свежем воздухе, но никак не для размещения раненых. Неттис без устали нахваливала корабль и даже захлопала в ладоши от радости, оказавшись в каюте с неожиданно большими иллюминаторами. Но Наоми не сомневалась, что восторг Неттис объясняется совершенно иными причинами, а именно — присутствием на борту лейтенанта Байерса.

За ужином их усадили рядом с капитаном и его третьим помощником в полупустой кают-компании. Капитан оказался шотландцем, и его уверенность, твердый взгляд и стойкость не сразил бы никакой вражеский снаряд. В кают-компанию вошли и остальные медсестры в длинных серых юбках и жакетах. Некоторых из них Наоми видела впервые. Некоторые были в возрасте Митчи и не успели отдышаться после подъема по трапам и соединяющим палубы лесенкам. Все они были из того уродливого здания в Каире, в котором разместился госпиталь, прозванный Луна-парком, а также из госпиталя в Исмаилии. Выяснилось, что почти половина из них потеряли на этой войне братьев, их и отправили домой, чтобы они смогли хоть как-то утешить родителей.

Под конец ужина выступила старшая сестра «Деметриса». Они уже успели покончить с вкуснейшим бифштексом с жареной картошкой и пудингом с патокой. Матрона была широкоплечей — наверняка выросла в сельской местности. Щеки ее украшала экзема. Она перечислила виды и продолжительность работ, которые им предстоит выполнить, график шестичасовых смен мало походил на изматывающий. И за два месяца пути к родным берегам лечение предстояло только терапевтическое, без какого-либо хирургического вмешательства. На борту было два небольших отделения: одно для офицерского и рядового состава, другое — инфекционное. Имелось и крохотное психиатрическое отделение. Среди раненых, страдавших депрессией и другими нервными расстройствами, буйных практически не было, да и те если и могли кому-то навредить, так в первую очередь самим себе. На носу и на нижней палубе разместили с полсотни больных сифилисом. «С улыбкой давайте им выписанные лекарства, а всем остальным будут заниматься санитары». Ну, а большинство остальных отправлявшихся домой, чье состояние опасений не вызывало, заняли обычные каюты, и большие, и малые.

Неттис прямо расцветала на глазах, скукожившееся от невзгод личико разглаживалось, хорошело.

В обязанности Наоми входило по очереди выводить на прогулочную палубу незрячих и парализованных. Неттис считала, что, если она всегда будет сопровождать лейтенанта Байерса, тем самым неизбежно нарушит и без того мягкие предписания старшей — она и так изыскивала способы встретиться с ним в течение дня. Во время плавания по Красному морю, как раз в обществе лейтенанта Байерса, Наоми заметила сержанта Кирнана, следившего за тем, как санитары прогуливают ослепших по палубе. Сержант ненадолго оторвался от своего дела и подошел к Неттис и Байерсу.

— Сэр, — обратился он к лейтенанту, — надеюсь, у вас все в порядке.

— Кто это? — не понял Байерс, вскинув голову, — вновь приобретенная привычка.

Кирнан отрекомендовался, подумав про себя, а позволит ли ему этот лейтенант переброситься парочкой слов с Наоми.

Байерс рассмеялся.

— Прошу извинить, — пояснил он, — но что-то не припомню, чтобы ко мне столь церемонно обращались мои товарищи по взводу.

И Кирнан, повернувшись к Наоми и обращаясь к ней как к «сестре Дьюренс», заговорил. Рассказал ей о своей идее издавать корабельную газету. Может, и она напишет пару слов про то, как затонул «Архимед»? Кирнан сказал, что первый номер выйдет, как только корабль войдет в безопасные воды.

Душа Наоми противилась этой затее. Описать все это на бумаге было бы чистейшим эксгибиционизмом и проявлением неуважения к тем, кому не удалось спастись. Извинившись перед Кирнаном, Наоми наотрез отказалась.