Томас Кенэлли - Дочери Марса

— Да бросьте вы, сестрица, — вмешался Байерс. — Хоть кто-то должен это описать. Я уговаривал Рози Неттис сесть и написать, только она вот наотрез отказывается.

— А почему бы вам самому это не описать? — с вызовом спросила Наоми сержанта.

— Мне кажется, из уст женщины это будет звучать по-другому. Значительнее. И потом, вы ведь все очень хорошо помните, потому что сумели сохранить ясную голову. Можно было бы расспросить Митчи, но не думаю, что она хоть что-то запомнила. Если хотите, я сам напишу о вас, о вашем мужестве и о том, что вы заслужили награду.

А вот это прямо-таки взбесило Наоми. Затевать такие нечестные игры! Речь ведь идет об «Архимеде»!

— Умоляю вас не предпринимать ничего подобного, — ледяным голосом отчеканила Наоми. — После этого я просто перестану считать вас своим другом.

— Ладно, — согласился Кирнан. — Считайте это неудачной шуткой. И простите меня.

Чуть ли не весь «Деметрис» был опутан заграждениями из тонкой проволоки. Когда корабль добрался до выхода из Аденского залива, задыхавшимся от нестерпимой жары в каютах медсестрам милостиво разрешили спать под усыпанным звездами бархатно-черным южным небом, но тоже за ограждением, там, где прогулочная палуба соединялась с кормовой частью судна. Туда они и отправлялись каждый вечер с соломенными матрацами и подушками. За брезентовыми занавесками они раздевались до трусиков. Перед сном женщины обычно перебрасывались парочкой слов.

Уже засыпая, Кэррадайн сообщила Наоми, что видела лейтенанта Шоу во время массажа ноги в помещении, примыкающем к офицерскому отделению. Он пообещал им прогулку по палубе, но поскольку надеялся, что его ногу вылечат, решил не подниматься к ним. Хоть Наоми и желала ему от души не хромать, ее все же куда больше устраивало отсутствие всех этих социальных забот. На данный момент за глаза хватало и литературных. Предложение Кирнана относительно «Архимеда» внезапно пробудило в ней желание на самом деле сесть и, ничего не приукрашивая, перенести все пережитое на бумагу. Побуждение исходило откуда-то изнутри — но никак не от Кирнана. Она находила время для прогулок с ослепшими или парализованными солдатами и офицерами, но ей совершенно не хотелось без толку молоть языком в ответ на комплименты Шоу и потакать его капризам.

Два дня спустя после пересечения экватора, когда не было никакой защиты от палящего солнца, смола палубы едва не вскипала от жары. Наоми пошла в офицерскую библиотеку. Сюда пускали и медсестер. Тут было полно офицеров, которые строчили письма домой, листали подшивки «Панча», и именно здесь ей предстояло приступить к письменному изложению событий.

Выбрав столик, она уселась и старательно вывела на листе: «Гибель „Архимеда“».

И мы, медсестры, врач и санитары, не сомневались, что «Архимед» был и навсегда останется нашим домом. А с тех пор, как к нему причалила баржа с побережья Галлиполи, доставившая раненых, «Архимед» стал и нашим боевым постом. Даже некоторые из тех, кто сейчас находится на борту «Деметриса», успели побывать на «Архимеде». Мы не знали и не могли знать, что наш плавучий госпиталь, казавшийся нам ничуть не менее солидным, чем любой госпиталь на суше, у нас заберут. Но и до этого на нем было доставлено множество раненых в Александрию и в порт Мудрое.

Какое же удовольствие сидеть и описывать все это, мелькнула у Наоми мысль, пусть даже простым, бесхитростным языком. Но ведь были и насмерть перепуганные лошади. Как, какими словами передать их ужас? Как и чем объяснить поступки тех, кто впал в апатию и предпочел соскользнуть в воду и отдаться на волю стихии? Как описать Неттис — ее погружение в морскую пучину и счастливое возвращение оттуда? А те, кто попал под вращающиеся винты? Может, они предпочли мгновенную смерть медленным мукам утопающих? Неужели все это возможно изложить на бумаге?

Наоми продолжала писать, и перед глазами вдруг возник Кирнан, мертвой хваткой вцепившийся в медный куб. Он был полноценным членом их спасавшейся на плоту компании. Наоми вспомнила, как деспотически вела себя тогда. А деспота в ней разбудила угодившая и обрекшая «Архимед» на гибель вражеская торпеда.

(Об этом, разумеется, ни строчки.) «Архимед» научил ее подниматься над собственной слабостью, развив в ней черты, которые были и в самом деле ей присущи.

По мере того как лежащий перед ней лист заполняли ровные строчки, мысли Наоми все больше и больше занимал Кирнан. Это достойный восхищения человек, из тех, кто всегда и везде проявляет мужество. И вообще, само словосочетание «достойный восхищения» неотступно преследовало ее те два дня, которые были посвящены описанию событий. Когда Наоми встретила потом Кирнана в окружении раненых, она внезапно поняла, что этот человек обладает некоей аурой, выделяющей его из толпы, скопища безликих, лишенных всякой индивидуальности. И четкость его образа объяснялась не восхищением, не обожествлением конкретного человека, а новым взглядом на происходящее. Сродни тому, как ты вдруг осознаешь, что тот или иной человек, прежде казавшийся вполне обычным, внезапно преображается в пророка.